Схимонахиня Агния

Схимонахиня Агния (Александра Васильевна Стародубцева) родилась 15 апреля 1884 года. Она родилась слепой, и родители повезли ее в Воронеж, к мощам святителя Митрофана. У его мощей девочка получила исцеление - она прозрела.

Родители ее умерли рано. Сначала умер отец, а когда Александре было четырнадцать лет, умерла мать. Александра осталась со старшей сестрой и младшим братом. Сестра стала воспитывать брата, а Александра оставила гимназию и упросила родных отвести ее в женскую Знамено-Сухотинскую обитель, где была знаменитая иконописная школа. В этой обители она прожила двадцать один год, была пострижена в рясофор с именем Агния, обучилась искусству иконописи.

Мать Агния была духовной дочерью старца Варсонофия и каждый год, получая отпуск, ездила к нему в Оптину Пустынь. Она написала с о. Варсонофия портрет, который потом просили у нее в Третьяковскую галерею. О. Варсонофий незадолго до своей смерти отдал ей этот портрет, который и сам очень ценил. Он всегда висел в матушкиной келье в Караганде. Она говорила: "Это не я писала этот портрет, о. Варсонофий писал его моей рукой". Матушка хорошо знала по Оптиной Пустыни о. Севастиана и также виделась с ним каждый год до закрытия монастыря. Она говорила, что о. Севастиан в молодости был очень красивым, с каким-то особенно светлым лицом, был приветливым, ласковым с посетителями и старался для всех все сделать. Старец Варсонофий называл его благодатным. Старец Иосиф очень любил его и говорил: "Он нежной души".

Однажды произошел такой случай. Мать Агния приехала к старцам и стояла в приемной хибарки. К ней подошел послушник Стефан и легко коснулся своей рукой ее руки. Матушка тогда возмутилась в душе этой, как ей показалось, вольностью со стороны послушника. А жизнь показала, что будущий старец уже тогда прозрел в ней свое духовное чадо и то, что ее рука много потрудится для благоукрашения церквей святыми иконами.

В ноябре 1919 г. Знамено-Сухотинский монастырь был разогнан большевиками, и мать Агния поселилась в городе Новохопёрске Воронежской области. В этот период мать Агния писала в своем дневнике: "Господи, помоги пережить все находящее, дай мне силы и терпения. Теперь мне нужна мудрость, чтобы самой решать серьезные вопросы, оставаясь одной на чужой стороне. 1929 год, февраля 18 дня". Много скорбей, бед и унижений пришлось претерпеть матушке. Но она никогда ни словом не обмолвилась об этом.

В 1952 г. о. Севастиан вызвал ее в Караганду писать иконы для молитвенного дома. И 4 января 1952 г. скорый поезд № 32 привез в Караганду мать Агнию. Трудно было ей прижиться в Караганде, первое время было у нее намерение уехать обратно в Новохопёрск, но молитвами Батюшки осталась. Сначала она жила в церковной сторожке, где и писала иконы. Первая икона, написанная ею, была икона Спасителя с Евангелием для иконостаса, выполненная в одном размере с афонской иконой "Скоропослушницы". Когда матушка писала эту икону, о. Севастиан часто подходил и стоял рядом. И когда икона завершалась, в какой-то момент Батюшка сказал: "Все, хватит, больше ни мазка". Ею написаны и другие иконы: Пресвятой Троицы, Вознесения Господня, Бегство в Египет, Воскресение Христово и много других, которыми украшена вся церковь. Также ее иконами украшена церковь Архангела Михаила в Караганде, церкви в Щучинске, с. Боровском, в Осакаровке и в других городах и поселках. В Алма-Ату Владыке Иосифу ею было написано много икон, в том числе икона святителя Иоанна Тобольского. В 1956 году мать Агния по благословению Святейшего Патриарха Алексия была пострижена в мантию.

Мать Агния была не только талантливой художницей, но и мудрой старицей. Имела дар прозорливости, который скрывала от людей и обращавшимся к ней с вопросами иногда говорила: "Ну что? Я старый человек, я ничего не знаю, сижу за печкой, нигде не бываю". Но сама все знала и все видела.

Раиса Николаевна Анисимова, г. Челябинск

В сентябре 1966 года мы приехали из Челябинска в Верхотурье на празднование дня памяти преп. Симеона Верхотурского. Священник Верхотурской церкви о. Алексий спросил нас: "Вы были в Караганде? Там батюшка Севастиан есть, и только по его молитвам я живу. Съездите к нему непременно".

Мы долго собирались, откладывали поездку, и только в августе 1967 года перед Успением мы впятером приехали в Караганду, где узнали, что Батюшка уже более года как умер. В Михайловской церкви нас встретила м. Анастасия и велела своей послушнице Анне Сидоровне отвести нас к м. Агнии. Мы пришли к ее дому, и матушка вышла во двор, упираясь на тумбочку, с помощью которой она ходила. Она посмотрела на нас таким пронизывающим взглядом, что я подумала: "Сейчас она увидит все мои грехи!" — и стала позади всех. Матушка сказала: "Приходите завтра. Причаститесь и приходите".

На следующий день, причастившись, мы пришли к матушке. От ее послушницы Марии мы узнали, что матушка всю ночь готовила для нас обед. Матушка посадила нас за стол и стала угощать. И щами, и кашей, и арбузами, и дынями, и виноградом, и чаем — чего только она для нас не припасла и не приготовила. Кормила она нас, кормила, мы ели, ели, уже объелись, а все едим. А сама она стояла на пороге своей кельи и на каждую из нас глядела. Потом взяла журналы, книги, открыла, где нужно, и каждому дала почитать. А когда почитали, стала давать нам подарки: кому платок, кому отрез на платье. Мы отказываемся: "Да не надо, у нас все есть", — зачем, думаем, обирать матушку? А Мария, послушница ее, говорит: "Берите, раз матушка благословила".

Мы взяли благословение писать ей письма, и я писала: "Матушка, как я Ваш обед вспоминаю, какой он был вкусный!" Она отвечает: "Приезжайте еще на обед". И каждый год в отпуск мы приезжали в Караганду к матушке.

В матушке меня привлекала ее доброта и ласка. Я была молодая, только начинала приобщаться к духовной жизни и встречала порой среди верующих людей жестоких и грубых. А матушка сразу расположила нас к себе своей доброжелательностью. Со временем я поняла, что эта доброта есть плод ее высокой жизни по Духу.

Матушка духовно меня растила, она поучала: "Без креста, без крестного знамения ничего делать нельзя, надо все крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа... Вся земля опутана сетями бесовскими, нужно все время держать молитву", - и все в таком духе говорила. А для меня тогда мало значили молитва и крест, и я все не могла взять в толк, что за бесы такие кругом?

Из Караганды в Челябинск мы выезжали вечерним поездом. В этот день мы причастились, нас проводили, посадили в вагон. Билеты у нас были взяты на вторые полки. Мы взяли постели и улеглись по своим местам.

Я сплю, но слышу, как объявляют Целиноград. Народу заходит очень много, молодежь идет с гитарами и садятся в наше купе на боковые места. И смотрю, столько с ними заходит бесят, такие маленькие, за полки когтями уцепились, хвосты у них закрученные, головами вертят, смотрят, куда бы прыгнуть. И внизу на полу их уйма, негде ступить! Я все это вижу во сне, хочу открыть глаза и не могу. Я вся сжалась от испуга: "Не дай Бог, — думаю, — прыгнут к нам!" Один бесенок отрывается от полки, идет в мою сторону и лезет ко мне в ноги. Я поджала ноги, крещу его: "Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа", — матушка же сказала, что надо крестом ограждать. И от этого страха, что лезут ко мне бесы, я проснулась, открыла глаза и еще вижу этих бесов. И потом, словно какая-то пелена с меня сошла, пропали бесы, но, смотрю, что народу зашло в вагон, действительно, очень много, и молодежь с гитарами сидит на боковых местах.

Я лежала до самого утра, боялась выпрямить ноги. Утром спутницы мои встали, собираются завтракать, а я боюсь спуститься на пол — ведь там столько бесов! Девочки спрашивают, что со мной? А я давай реветь, что после причастия бесов видела. Но была с нами одна духовная женщина и успокоила меня, что это видение было по сомнению моему, что Господь матушкиными молитвами открыл мне, как земля опутана сетями и сколько падших духов нас окружают.

Матушка воспитывала во мне веру, смирение и терпение. Но не всегда она говорила впрямую. Чаще было так. Спросишь у нее о чем-нибудь, она скажет: "Я не знаю". А потом открывала все через своих послушниц, которые тоже были духовные и понимали матушку. Она мне скажет: "Раиса Николаевна (матушка всех, и молодежь также, звала по имени-отчеству), идите, ложитесь, отдыхайте, отдыхайте". Я пойду в комнату, лягу, а они начинают разговор. И через этот разговор я получала ответы на все мои мысли и недоумения. Или благословит меня сходить на могилку к батюшке Севастиану. Я схожу, помолюсь там. И о чем я на могиле молилась, матушка постепенно мне дает ответ, как бы невзначай.

Я тогда ничего не знала ни о послушании, ни о старческом благословении.

Как-то матушка говорит Марии: "Молочка бы купить". А я думаю: "Ой, матушка молока хочет! Пойду, куплю ей, сделаю для матушки доброе дело". Не подумала, что надо взять на это благословение, а решила сделать доброе дело втайне. Пошла в магазин — нет молока. Пошла в центральный магазин — тоже нет. Обошла полгорода, но молока не нашла и возвратилась ни с чем. Мария послушница спрашивает: "Где ты была?" — "Искала молоко для матушки". — "Да как же ты смела, - говорит, - без благословения уходить? Надо благословение брать". Я подошла к матушке: "Благословите сходить в магазин за молоком". Она говорит: "С Богом". И дает мне денег. Прихожу в магазин и как раз привезли молочные продукты. И я купила их ровно на ту сумму, которую дала мне матушка, копейка в копейку. Она знала, сколько мне понадобится денег.

Вот такой еще случай со мной был. 21-го сентября, в день празднования иконы Божией Матери "Знамение", мне сказали, что этот праздник был престольным в Знамено-Сухотинском монастыре, где матушка провела много лет и приняла иночество. По этому случаю я купила букет цветов, принесла матушке и поздравила ее. Матушка говорит послушнице: "Мария, возьми, поставь цветы". Мария взяла и поставила их в святой угол у большой иконы "Скоропослушницы". Я вышла от матушки и подумала: "Вот, никто из карагандинцев матушку не поздравил, а я поздравила!" Слышу, матушка кричит: "Маня! Убери эти цветы! Унеси, поставь их на печку!" — и так строго. А я вышла в коридор и так заплакала! Так я себя укоряла за свою гордость и тщеславие! И когда я проплакалась, успокоилась, слышу, матушка ласково говорит: "Мария, давай цветы сюда". Так матушка обличила и смирила меня.

Я ездила к матушке десять лет. В последний раз я приехала к ней осенью 1975 года. Ей было девяносто два года. Она была очень больна, страдала водянкой. Время от времени ей делали прокол и выкачку - выкачивали жидкость. Народу к матушке приходило очень много, много приезжало из других городов, особенно из Челябинска и жили у нее месяцами. Вечером, когда уйдет последний посетитель, матушка зовет послушницу: "Мария, подними мне ноги, я лягу. А сама уже не могла поднять их на кровать.

Однажды было много приезжих, и матушка положила нас спать на полу своей кельи. Ночью я проснулась от сильного стука, и мне стало жутко. Я взглянула на матушкину койку, смотрю: сидит матушка, держит в руках посох и бьет им об пол. Утром спрашиваю: "Матушка, вы не спали? Что-то стук раздавался." Она говорит: "Так сколько людей приходит, рассказывают все, бесов-то оставляют, а мне с ними приходится воевать-воевать".

Однажды утром матушка зовет Марию и говорит ей: "Пойди на улицу, там во дворе стоит женщина, скажи ей, что я не ворожу, а молюсь за людей". Эта женщина впоследствии стала верующей и очень скорбит сейчас, что при жизни матушки не ходила к ней.

Матушка никогда не держала в доме никаких животных, но в последние годы жизни у нее появились кошки. Она кормила их из своей чашки, ласкала их и кошки были покорны ей, и необычайно умны. Когда она их завела, многие стали считать, что матушка по старости выжила из ума. Но это не так. Мать Агния — мудрая старица, она через кошек много обличала человеческих грехов. Однажды приехали в Караганду на каникулы двое семинаристов из Сергиева Посада. Матушка перед их приходом говорит Марии: "Принеси в келью котов". Мария принесла двух котов, и они улеглись на столе. Матушка говорит: "Накрой их новым полотенцем". Мария накрыла их, и они продолжали лежать. Приходят семинаристы и, благословясь, заходят к матушке в келью. Один из них подходит к столу и говорит: "Что за безобразие, коты на столе!" И хотел их сбросить. Но второй остановил: "Не трогай, это наши грехи обличают, проверяют наше смирение." И пока семинаристы находились у матушки, коты покорно лежали на столе, а когда ушли, коты встали и вышли из кельи.

У матушки в доме совершались события, которые на первый взгляд можно отнести к случайным, но они имеют определенный смысл. Приехал к матушке из Челябинска молодой человек по имени Георгий. Это было зимой. Он зашел к ней в келью, снял с головы кроличью шапку и положил ее на кровать. Вдруг матушкина кошка подошла к шапке, стала катать ее по кровати, а потом сбросила на пол. Келейница подняла шапку и отругала кошку. От матушки Георгий пошел в церковь, повесил в притворе на вешалку пальто и шапку, а когда шел со службы и хотел одеться, то обнаружил на вешалке только пальто, а шапку украли".

К матушке приезжала из Долинки двадцатилетняя девушка Татьяна. Эту историю, как матушка определила Таню в Царствие Небесное, карагандинцы рассказывают по-разному. Кто говорит, что у Тани был жених-моряк, с которым она встречалась и собиралась выйти за него замуж, другие утверждают, что матушка, чтобы отвлечь мысли Татьяны от знакомых ей юношей, обрисовывала ей далекого сейчас жениха, который служит на корабле капитаном и возьмет ее, свою невесту в плавание, как игумению на свой корабль. И подарила ей четки. Матушка описывала красоту этого жениха, образ которого из ее уст соответствовал образу Самого Господа нашего Иисуса Христа.

Во всяком случае матушка за год назвала ей день "свадьбы" — 2 августа. Отец купил Татьяне красивую фату, но туфли и свадебное платье матушка покупать не благословляла, говорила: "Еще не время". А в конце июля матушка велела Тане срочно пойти и купить к фате восковой веночек - "Уже время подходит, уже тянуть некуда"— и дала три свечи "на венчание". Татьяна недоумевала: "Почему матушка на венчание дала три свечи? Куда она меня готовит? Я думаю, она не замуж меня готовит, а куда — не знаю".

2 августа, когда на дороге случилась авария, Мария послушница собиралась в церковь. "Маня! Маня! — Кричит ей матушка, — душа Танина поднимается! Беги скорее в церковь, скажи, чтобы поминали за упокой новопреставленную убиенную Татьяну!"

А произошло следующее. Татьяна ехала в автобусе, который обогнал самосвал с прицепом, груженным углем. При обгоне прицеп оторвался от самосвала и ударил в автобус. Все пассажиры остались живы, погибла одна Татьяна.

Хоронили ее в белой фате с восковым веночком и на трех сторонах гроба горели Танины венчальные свечи.

Игумен Николай (Карпов), г. Щучинск

С матерью Агнией я познакомился в 1973 году. Я был тогда совсем светский человек, невоцерковленный и приехал к ней ругаться (это касалось моей личной жизни). И так получилось, что при общении с матушкой все переменилось в моей жизни и умирилась моя душа. Это была старушка под девяносто лет, но с такими чистыми, ясными, голубыми глазами. Казалось бы, что может знать бабушка, которая нигде не училась, жила с четырнадцати лет в монастыре, и что она может рассуждать о жизни после монастыря? И тем не менее, на все мои вопросы она давала такие ответы, что и образованный человек не сможет так ответить, как отвечала она.

Я приехал (это было еще до армии), она поговорила со мной, попоила чаем и отправила в церковь: "Идите в церковь, молитесь". Как молиться? Ну, мама нас в детстве водила в церковь, причащала, и больше я в церкви никогда не молился. Пришел в церковь, а народа там мало было, бабушки на меня оглядываются. Такое ощущение — все на тебя смотрят, ну как молиться? И я за столб встал и молюсь, как могу. Помолившись, пришел к матушке. Она меня чаем поит, угощает, рассказывает о своем прошлом, как она жила, как в монастырь поступала, и говорит: "Был у меня знакомый дворянин, очень благородный человек, но как придет в церковь, все ему кажется, что на него все смотрят. Он встанет за столб и стоит". Я сперва не понял, спрашиваю: "Как фамилия этого человека?" — думал из истории какое-то знакомое лицо. А она мне не ответила и стала дальше рассказывать. Только после я понял — она про меня рассказывала.

Матушка хотела, чтобы я съездил в Алма-Ату, познакомился с Владыкой Иосифом. "У нас, — говорила она, — прекрасный Владыка". Матушка к нему тепло относилась, и он ее очень почитал, и когда приезжал в Караганду, всегда посещал ее. Но у меня появилось большое доверие и расположение к матушке, и я говорил ей: "Мне достаточно того, что я знаю Вас, других мне, в общем-то, не нужно". И до армии мне так и не удалось познакомиться с Владыкой.

В армии я служил всего год, а когда демобилизовался, решил ехать в Загорск поступать в Семинарию. Сразу, еще не получив паспорт, поехал в Караганду взять у матушки благословение на учебу. В это время у нее гостила приехавшая из Алма-Аты знакомая владыки Иосифа, Евстолия Ивановна Лещёва. И матушка за нее ухватилась: "Вот она едет в Алма-Ату, и вы с ней вместе поезжайте к Владыке. Поезжайте, поезжайте!" Деваться было некуда, раз матушка меня туда отправляет, и я поехал.

Владыка принял меня очень хорошо. Я увидел перед собой старца в обычном подряснике, в фуфайке. Я не мог сравнить этого митрополита с другими митрополитами, я еще митрополитов никогда не видел. Я встретил внимательный взгляд Владыки, который сразу хотел понять, что за человек к нему пришел. Я был уже много наслышан о нем, поэтому я тоже внимательно смотрел на этого старца, к которому так благоговейно относилась матушка. Он был немного возбужден (впоследствии я узнал тому причину — от Владыки собирался уходить его келейник). Владыка обо всем меня расспрашивал, оставил погостить. Когда я уезжал, он спросил: "Может, ты ко мне еще приедешь?" - "Как Господь, - говорю, - может, еще приеду когда-нибудь".

Я приехал домой в Челябинск, получил паспорт и снова приехал в Караганду с намерением сразу оттуда ехать в Москву. Только приехал туда (это было в десять часов утра), заходит Валя Веретенникова и так странно на меня смотрит. А она незадолго до меня была у матушки, потом пошла в переговорный пункт звонить Владыке по каким-то делам, а он спрашивает: "Где там этот, который у матушки находится? — Как-то странно он выразился - Где он там? Пусть ко мне приезжает, мне он очень нужен". А Валя говорит: "Его нет, он уехал давно на Урал, я только от матушки, нет его там". — "Да там он, там. И скажи матушке — пусть посылает его ко мне". И вот она заходит и глаза вытаращила — я сижу у матушки и пью чай. И передает матушке, что Владыка просит меня приехать. "Ну, Божественный промысел что-то меняет, - говорит матушка, - и вам придется ехать в Алма-Ату". Я настроился в Загорск, а тут в Алма-Ату, то одно, то другое. "Ну, как благословите, матушка, так пусть оно и будет", — сказал я и через два дня был уже в Алма-Ате у Владыки.

Владыка был очень расстроен, от него ушел келейник. Мы не виделись малое время, а он выглядел уже ветхим старцем. Он сильно переживал, по-видимому.

Владыка сказал: "Поживите у меня". И я жил у него восемь месяцев до дня его кончины.

Вот эти люди, Владыка Иосиф и мать Агния, имеют такое свойство - просто взять душу человека в свои руки и уже все, человек вольно-невольно изменяется, преображается. Они имеют способность благодатного воздействия на душу другого человека. Когда у человека какие-то тяготы душевные, человек возбужден, что-то ищет в жизни и вот попадает к этим людям, и сразу успокаивается, сразу чувствует, что он нашел то, что искал. Такое свойство было и у матери Агнии, и у Владыки Иосифа, и это очень ярко проявлялось. Вот и со мной тоже. Я не знал, как мне жить, куда себя направить, и увидел мать Агнию, увидел ее добрые дела и хотелось брать с нее пример, подражать ей в чем-то, хотя в то время я был далек от церкви. И Владыка Иосиф — то же самое, он взял меня в свои руки.

Это очень яркая личность. Много впечатлений осталось после Владыки, и не только у меня. Когда он умер, кто-то позвонил по телефону и спрашивает: "Что, правда что ли, что Иван Михалыч умер?" (Его мирское имя Иван Михайлович). - "Правда", - говорю. - "Да-а-а, - с таким сожалением в трубке послышалось, - законный был человек!" Не сказали, что высоко культурный или еще как, и выражение показалось мне не совсем литературным, и звонил, видимо, человек нецерковный, может, просто когда-то в жизни пути пересеклись, но с таким сожалением: "Законный был человек".

Владыка Иосиф и мать Агния — это были два человека, которые очень сильно уважали друг друга. Я даже не могу сказать, кто кого больше уважал — Владыка мать Агнию, или мать Агния Владыку. Как-то я собирался от Владыки съездить на несколько дней к матушке в Караганду. А он в то время говорил со мной о монашестве: "Я, - говорит, - тебя постригу, дам документ, но откроется это только после моей кончины". Я отказывался, считал, что монашество не для меня, не по моим силам. А он подумал, наверное, что я просто не хочу от него принимать постриг и говорит: "Ну, ладно, не хочешь от меня, пусть тебя пострижет мать Агния. Иди, она это сделает, а я заверю своей рукой". Я тоже отказался от этого. Хотя я не знаю до сих пор, имеют ли право монахини постригать в монахи, но вот такое благословение у меня было.

Мать Агния предсказывала Владыке о том, что ему будет предложено патриаршество. Она говорила об этом иносказательно, но Владыка сразу ей сказал:

"Матушка, замолчите, иначе я Вас отлучу от Церкви". И Владыку, действительно, впоследствии выдвигали кандидатом на патриарший престол, но он отказался.

Матушка очень много предвидела и в моей, и в своей жизни. Моя мама приезжала к матери Агнии еще до моего знакомства с ней, и матушка передала для меня икону Спасителя, предвидя, что неверие мое пройдет, и я даже приму священный сан.

Матушкина прозорливость проявлялась порой как бы невзначай. Помню, пришла как-то очень бедная, очень больная женщина. Матушка говорит: "Николай Михалыч (я был еще молод, 22-х лет, но она называла меня по имени-отчеству), Николай Михалыч, вон там яички, дайте ей яички". — "Сколько, матушка?" — "А вы посчитайте, сколько там, посчитайте". Я посчитал — пятнадцать. "Ну вот, отдайте ей". — "А нам, — говорю, — что?" — "А нам принесут, не беспокойтесь". Проходит часа два, приходит другая женщина и приносит яички: "Матушка, возьмите яички". "Николай Михалыч, - говорит матушка, — возьмите, посчитайте, сколько там, посчитайте". Я посчитал — пятнадцать. Вот такое вот. Вроде бы оно мимоходом, но когда начинаешь осознавать... Или в другой раз: я собирался ехать домой в Челябинск и говорю: "Матушка, мне надо пойти позвонить, чтобы предупредить домашних". "Ну, - говорит, - поедете и на вокзале позвоните. Идите на службу, не беспокойтесь, на вокзале позвоните". Помолился я, иду со службы, думаю: "Ну когда на вокзале звонить? У меня еще и билета нет. Пойду, позвоню сейчас". Пошел на переговорный пункт — закрыто. Сел на автобус, поехал на другой переговорный пункт, звонил-звонил - связи нет. Вспомнил матушкины слова, ну, думаю, толку не будет, поеду к матушке. Приехал, так замерз, что ничего ей не сказал, попил чаю и стал собираться к отъезду. На вокзал я приехал поздно, за пятнадцать минут до отхода поезда. Иду по вокзалу, смотрю — переговорный пункт, дверь открыта, никого нет. Забегаю туда, набрал номер, два-три слова сказал, сел на поезд и поехал домой. И буквально две-три минуты мне понадобилось, чтобы позвонить.

Мать Агния и Владыка Иосиф — это два человека, которые изменили мою жизнь. Не только мою, они очень многих изменили своей благодатью, смирением, своим терпением и молитвами. Как преподобный Серафим сказал: "Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи". И это те люди, вокруг которых, действительно, тысячи спаслись.

Мать Агния умерла 17 марта 1976 года, будучи пострижена в схиму. Когда она заболела предсмертной болезнью, сорок дней не вкушала пищу и, предвидя близкую кончину, предсказала, что будет два гроба.

17 марта, после принятия Святых Тайн, мать Агния мирно предала свою душу Господу. Пришли сестры обмыть и облачить ее. Пришла с ними последняя из четырех монахинь, что приехали к батюшке Севастиану в Караганду в годы его заключения, мать Феврония (в монашестве Фекла). При облачении матери Агнии скоропостижно скончалась и мать Феврония. Мать Агния взяла ее с собой из юдоли плачевной в Небесный чертог вечной радости - так рассудили об этом сестры. Похоронили их рядом на Михайловском кладбище.