Жизнеописание митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Николая (Могилевского), исповедника
Протоиерей Николай Баранович, Латвия.
Во время гражданской войны я учился в Черниговской Духовной Семинарии, ректором которой был архимандрит Николай (Могилевский).
Окончив Семинарию в 1919 году, как раз в то страшное время, когда начиналось гонение на Церковь, я испугался возможных страданий и не хотел принимать священный сан.
Узнал об этом о. Николай (а это было уже перед самой его хиротонией во епископа) и стал беседовать со мной. Он говорил мне, что именно сейчас, когда хулится и попирается имя Божие, когда враг рода человеческого поднял свою голову и нападает на святую Церковь Христову, вот как раз в это время надо встать в ряды защитников Церкви, встать в ряды ее верных служителей.
Долго беседовал со мной о. Николай и я понял, что если я сейчас откажусь от Христа, то как же потом, в жизни будущего века, сможет принять меня Христос? Мне стало страшно, я испугался отречься от Христа.
Я сказал о. Николаю, что я все понял, что я приму священный сан и постараюсь служить моему Господу сколько будет сил.
Вскоре состоялась хиротония о. Николая во епископа, после чего он сам рукоположил меня во пресвитера.
Так случилось, что жизнь разметала нас в разные концы России. Через некоторое время я попал в Прибалтику, и мне было совершенно неизвестно, где находится и жив ли владыка Николай.
Шел 1940 год. Прибалтика воссоединилась с Советским Союзом. Но только после окончания Отечественной войны я смог узнать, что архиепископ Николай, который фактически спас меня от предательства, жив, почти здоров и служит на Алма-Атинской кафедре.
В первый же отпуск я поехал в Алма-Ату повидаться с Владыкой.
Встреча была очень трогательной. Владыка прижимал меня к своему сердцу и радостно повторял:
— Слава Тебе, Боже, во веки! Слава Тебе, Боже, во веки!
В первые мгновения встречи и я, и Владыка как бы лишились дара речи. Много нужно было сказать друг другу, но только через некоторое время, когда мы смогли немного успокоиться от переполнявшей нас радости, мы начали разговор.
Мы вспоминали Черниговскую Семинарию, всех учащих и учащихся в ней. Мне удалось узнать судьбу многих моих соучеников и преподавателей. Усопшим пропели литию, живым попросили у Господа милости и многая лета.
Виделись мы всего один день. На другой день я улетал, радуясь, что после стольких лет неведения и разлуки Господь даровал мне встречу с Владыкой.
Так, в свое время любовью и верой вдохновленное слово Владыки определило всю мою жизнь, и до самого конца ее сердце мое будет хранить благодарную память об этом дорогом для меня человеке.
Мария Алексеевна Петренко, Алма-Ата.
"Шел 1948 год. Жизнь моя, как и у миллионов других людей в это трудное послевоенное время была очень тяжелой. Мой муж, отец и брат погибли на фронте. У меня осталось двое детей. У мамы тоже было двое детей, которые были немного старше моих. Кроме того, у меня развивалось серьезное заболевание левого легкого.
И вот, под тяжестью всей этой ноши я стала задумываться — ну зачем мне жить? Зачем переносить такие муки? Жизнь моя разбита, друг мой дорогой погиб. Трудно... Не подниму детей..., а кроме своих надо еще и маминых тянуть — сестру и брата.
Я много плакала и пришла в такое уныние, что стала помышлять о том, чтобы покончить с собой. Казалось, вот разом оборву все и мне станет легко. Уже чудилось какое-то блаженное состояние после смерти — ни забот, ни печали — только покой, покой, покой....
Я не была атеисткой, но и верующим человеком меня нельзя было назвать. Я никогда всерьез не задумывалась о сущности религии.
И вот однажды во сне слышу, как кто-то говорит мне: "Иди в храм, там тебе дадут книгу "Блаженная Ксения", ты ее прочти".
Я не хотела идти, все это мне казалось каким-то суеверием. Но сон не выходил из памяти, не давал мне покоя и я пошла. Когда же я подошла к сторожке при храме, меня встретила старушка и спросила:
— Ты за книжкой пришла?
— Да, — ответила я, совершенно растерявшись от ее вопроса.
— На, прочти о блаженной Ксении, но обязательно принеси мне ее обратно, ее многие хотят читать.
Я вернулась домой в полном недоумении — со мной ли все это было? Как все это понять?
Я прочла книгу, но она не произвела на меня никакого впечатления. Ну, была такая женщина, ну и что? Какое отношение это имеет к моему горю, к моей беде, которую я не могу разрешить и о которой я должна все время думать, думать... И мысль уйти из жизни все больше и больше утверждалась в моем сознании.
Через некоторое время опять слышу: "Ты иди к Владыке, он добрый. Он тебе поможет. И детей тебе надо окрестить "... Теперь я уже не помню, наяву это было или во сне. Моя душа, вероятно, просила помощи и, может быть, мой Ангел-хранитель как бы подталкивал меня: иди, ищи и найдешь!
Узнала я, кто такой Владыка и где он живет.
После работы в 6 часов вечера пришла к калитке дома № 45 по ул. Кавалерийской. Мне открыла дверь пожилая женщина, спросила зачем я пожаловала. Я сказала, что хочу рассказать Владыке о себе.
Женщина быстро провела меня в комнату, в которой находился приятного вида старец. Он ласково смотрел на меня и улыбался.
Когда я увидела его, меня стало трясти, чувствую, что не могу сказать ни одного слова.
— Здравствуйте, — только и смогла я выдавить из себя.
— Успокойся, дитя, — ласково сказал Владыка. Он погладил меня по голове, усадил на стул и попросил женщину дать мне воды. Когда я стала пить воду, мои зубы стучали о край стакана.
— Прошу, успокойся, не надо плакать, надо было давно сюда прийти, — снова услышала я ласковый голос старца.
Когда я немного успокоилась, начала говорить...
Рассказала о своей жизни, о своей болезни и о том страшном, что я задумала. Но отчетливо я все-таки не понимала, почему я пришла именно к Владыке.
— Вот и слава Богу! — сказал он, — вот и хорошо, что ты так просто ко мне пришла!
После моего рассказа Владыка объяснил мне, какой великий грех — самоубийство.
— Как бы не было тяжело, нельзя самовольно обрывать свою жизнь, нужно с молитвой обратиться ко Господу и Он всегда облегчит данный тебе крест. И сейчас, видимо, по чьей-то благодатной молитве, Господь остановил тебя от этого страшного греха, — сказал Владыка. Потом он встал и вознес хвалу Богу:
— Слава Тебе, Господи, слава Тебе за все во веки!
Меня угостили чаем. Во время чаепития Владыка рассказал мне, кто такой архиерей и почему его можно называть Владыка, о том, что надо говорить архиереям и священникам не "здравствуйте", а "благословите" и, что Именем Господним благословляют архиереи и священники.
Я пробыла у Владыки до 10 часов вечера. Мне трудно было поверить, что все это происходит со мной. И так мне стало радостно и легко! Да, действительно, я почувствовала, что с нами Бог!
Мне стало жаль своих детей. Также я рассказала Владыке о братике и сестренке. Владыка дал мне 500 рублей, хлеба, сахара и сказал:
— Хочу видеть твоих детей, брата и сестру. Жду всех вас завтра в любое время.
Было уже очень поздно и на улице совершенно темно. Мне было ужасно страшно идти домой — тогда еще не спокойно было на улицах, но я молчала.
— Я тебя благословлю и ты дойдешь до дома, хранимая Богом, — вдруг сказал Владыка, как бы отвечая на мои мысли, — а когда будет очень страшно, — продолжал он, — говори: "Святая Великомученица Варвара, моли Бога о нас!" При этой молитве никогда не постигнет тебя случайная смерть.
Потом я узнала, что Владыка всем в подобных ситуациях советовал обращаться молитвенно к св. вмч. Варваре.
Действительно, я добралась до дома благополучно и была в самом радостном настроении духа.
Девочки мои изревелись, вышли меня встречать в 8 часов вечера и до моего приезда не заходили в дом.
Я рассказала им свою радость, — где была и что принесла, и что завтра мы все вместе пойдем к Владыке.
Когда я рассказала маме, она не поверила, что я сама, так просто пришла к Владыке и он принял во мне такое участие.
— Это такой высокий человек! — сказала она, — нас, сирых, к нему не пускают!
Я принесла хлеб, сахар, деньги, но так и не смогла ее убедить, что все это дал мне Владыка.
Вот на другой день в 6 часов вечера явилась к Владыке в дом гусыня с гусятами. Владыка ждал нас. Он встретил нас так, как будто знал нас давно, как будто мы были для него самые желанные гости. Он всех нас усадил, поговорил с нами, накормил. Когда мы пошли домой, он благословил нас и сказал:
— Окрестить детей обязательно! И ко мне пусть приходят почаще.
В знак благодарности я постаралась достать Владыке картон для изготовления митры, приносила ему бумагу.
У некоторых мои слова могут вызвать ироническую улыбку: "принесла от Владыки хлеб и сахар" или "доставала картон и бумагу"...
Да, теперь не всем это понятно, а тогда, в послевоенное время, был голод, был дефицит и на бумагу, и на ситец, и вообще на все. А особенно на доброе слово. Вот только печально мне, что все это так быстро забылось и больно смотреть, что люди сейчас так небрежно относятся и к хлебу, и к бумаге, и вообще ко всему...
Ходили мы к Владыке частенько. Шофер Владыки привозил нам домой в большой корзине хлеб, сахар, конфеты. Когда бывали большие праздники, мы знали, что Владыка нас не забудет, что и у нас будет праздник. И он никогда о нас не забывал.
Однажды Владыка заболел. Дети задумались, — чем бы утешить его во время болезни? Брату моему в то время подарили голубей, (а он мечтал о голубях). Но забота о Владыке пересилила его детскую привязанность к голубям. Брат выбрал пару самых красивых белых голубей и мои ребятишки понесли их Владыке, чтобы порадовать его.
Пришли, брат вытащил из-за пазухи голубей и подал их Владыке. Увидев это, Вера Афанасьева стала бранить детей, но Владыка сказал, что он очень рад тому, что дети принесли ему голубей.
Тут голуби стали летать по комнате и затушили горевшие в святом углу лампады.
Владыка встал, поймал голубей, но больше уже не лег в постель — выздоровел!
Но, поскольку Владыка не мог держать голубей с своем доме, он уговорил детей взять голубей обратно и дал им денег на постройку голубятни. Этих голубей так и звали "владыкины".
Дети любили ходить на исповедь к Владыке во дни своего Ангела. Они хорошо учились и со временем все получили специальное образование. И все это потому, что милостивый Господь послал нам такого мудрого и любвеобильного покровителя и руководителя.
К Владыке приходило много народа, и он принимал от людей все, что ему приносили, но тут же раздавал другим, иногда даже не взглянув, что отдает...
Мне почему-то очень захотелось в день Ангела Владыки, утром, как только он закончит молитвенное правило, прийти к нему и вымыть ему ноги.
Это желание у меня появилось, вероятно, от переполнявшей меня благодарности к Владыке за то, что он спас мою жизнь, спас душу от вечной погибели и помог моим детям. За то, что есть у меня надежда, что Господь в день Страшного Суда, по его молитвам, не отринет меня, простит мне мои согрешения.
Владыка принял меня приветливо, но, услышав о цели моего визита, удивился и смутился. Но, подумав, сказал:
— Ну, хорошо, пусть будет по твоему желанию.
Так я стала поступать ежегодно.
Однажды я нарушила этот порядок и не пришла к Владыке. Когда же я подходила в храме под его благословение, он сказал мне:
— Я тебя все утро ждал, что же ты, деточка, не пришла? Я очень беспокоился, уж не заболела ли ты?
С 1953 года я поступила работать бухгалтером молитвенного дома Покрова Божией Матери, а с 1-го января 1955 года перешла в епархиальное управление.
Все праздники и памятные даты Владыка отмечал вместе с нами, никогда не забывал поздравить кого-то из служащих в день его Ангела, благословлял выдать имяниннику денежное пособие.
Люди, которым Владыка помогал, как и моей семье, конечно, никогда не смогут его забыть. А их было немало, таких, как я. Мы тянулись к Владыке, как растение тянется к солнцу. И он для нас был солнцем. Он согревал наши души словом, поддерживал нас материально.
Слава Тебе, всемилостивый Боже, что Ты посылаешь нам таких помощников и покровителей на нашем жизненном пути!
Александра Яковлевна Юрпольская, Алма-Ата.
В Бога я веровала с детства и даже, будучи еще ребенком, придя в храм в один из Богородичных праздников, дала обет Богу — не выходить замуж. Но прошли детство, отрочество, настала юность, а с ней пришла и любовь. Восемнадцати лет я вышла замуж, совершенно забыв о своем обете. Муж мой был человеком неверующим, но дал мне слово, что не будет препятствовать мне ходить в церковь и молиться дома. В 1938 году мы обвенчались.
В 1947 году мы переехали в Алма-Ату. Я была уже врачом. Придя однажды на богослужение в Никольский собор, я впервые увидела владыку Николая. Его служба глубоко поразила меня. Служба была очень длинной, но я совершенно не чувствовала усталости, меня захватило молитвенное настроение, которое было присуще этому богослужению. Проповедь Владыки, его призывы ко всем молящимся участвовать в общем пении, — все это глубоко запало в мою душу.
Шло время. Меня все сильнее стало тянуть в церковь на службы, совершаемые Владыкой. Очень хотелось просто так подойти к нему и сказать все, что волновало душу и сердце.
И вдруг я узнаю, что можно пойти к Владыке на исповедь! Это было для меня новостью, я никогда не слышала прежде, чтобы к архиерею можно было пойти на исповедь.
Три месяца я готовилась к исповеди. А надо сказать, что с тех пор, как я вышла замуж, я стала сильно болеть. Мне поставили диагноз — рак грудной железы и ампутировали грудь. После операции мне давали рентген, но передозировали и я заболела белокровием. Через каждые две недели мне переливали кровь, но со временем я стала очень тяжело переносить чужую кровь, появились страшные головные боли, держалась высокая температура, я часто теряла сознание. Все это продолжалось в течении семи лет. Кроме того из-за своих религиозных убеждений я чуть не разошлась с мужем.
Самочувствие мое, и душевное и физическое было крайне тяжелым. И я окончательно решилась идти к Владыке, чувствуя в глубине души, что он мне поможет советом и молитвой.
Слушая его проповеди о покаянии, я была убеждена в том, что если я чистосердечно раскаюсь во всех моих грехах, то Господь безусловно простит меня, как прощал всех грешников, приносивших истинное покаяние.
Тщательно приготовившись, я отправилась к Владыке. Встретила меня мать Вера. Я передала ей свой сверток, — гостинец, который приготовила для Владыки, но она не приняла моего приношения и не допустила меня к Владыке.
Я отошла, захлебываясь слезами. "Правильно она сделала, — мысленно сказала я себе, — я такая грязная и недостойная. Правильно".
Но вдруг открылась дверь и я услышала голос дорогого Владыки:
— Зачем ты ее выгнала, мать Вера? Верни ее. Она три месяца готовилась, чтобы прийти ко мне. Ей очень нужно.
Мать Вера позвала меня. Я подошла к Владыке. Он благословил меня, посадил на стул и тихим, ласковым голосом спокойно сказал:
— Ну, вот мы и устроились. Теперь поговорим.
Беседа длилась долго, вероятно часа три. Я рассказывала торопливо, боялась, чтобы не пропустить чего-либо. Я не смотрела Владыке в лицо, но боковым зрением видела, что во время беседы он часто осеняет меня крестным знамением. Владыка задавал мне вопросы, я на них отвечала. Когда я все рассказала, он вдруг сказал:
— А самое главное-то не рассказала.
Я была в недоумении, но Владыка сам мне напомнил:
— ...Вам было 14 лет, вы стояли в храме, было воскресенье и Великий Богородичный праздник ... что вы тогда пообещали Господу? Дала обет и не исполнила его...
— Ох, Владыка, я совершенно забыла об этом!...
— Нельзя забывать свои обеты. Вы не исполнили его, потому и болеете. Если дала обет — нужно исполнять, если не исполнила — нужно принести искреннее покаяние. Но не печальтесь, я буду молиться за вас и будем надеяться, что Милосердный Господь простит вам это.
Я земно ему поклонилась, поцеловала руку. Владыка спросил:
— А вы разве больше не придете?
В сердце вспыхнула радость: "Разрешает еще прийти...!"
После исповеди у Владыки у меня было очень хорошее настроение. Мне было настолько радостно, что все казалось прекрасным, окружающие перестали казаться вредными, для всех хотелось сделать что-нибудь хорошее. "Ах, как хорошо жить, как радостно жить...", — только и было у меня в мыслях.
Мне надо было ехать во Фрунзе. Получила благословение Владыки. Сажусь в поезд, но мое место оказалось занятым. Я добилась, чтобы мне его освободили, — ведь это место принадлежит мне по праву..., но радость оставила меня. Померк свет, который я ощущала в своем сердце. Я не уступила места, я не сделала добро человеку. Вот и померкла радость.
Когда я вернулась из Фрунзе, сразу пошла к Владыке посоветоваться о своей болезни. Мне поставили диагноз — рак второй грудной железы. Владыка дал мне освященное масло и мыло, которым обмывали святой Престол перед освящением.
— Обратитесь к о. Исаакию, пусть он отслужит молебен. А сами приложитесь к мощам целителя Пантелеимона, мойте этим мылом грудь и мажьте маслом больное место. Будем молиться и надеяться на милость Божию.
Через несколько дней я заметила, что боль в груди исчезла, исчезла также и опухоль. Кроме того, у меня прекратились обмороки, появился аппетит, и я очень быстро поправилась. Я показалась своим коллегам-врачам, которые устанавливали диагноз. Они были поражены, — ведь мою болезнь подтвердили все проведенные ими обследования. Врачам пришлось признать, что произошло чудо. Вот так, по молитвам дорогого Владыки, я получила исцеление.
Замужем я была уже 10 лет, но у нас не было детей. По этой причине и я, и муж очень скорбели. Но после исцеления я забеременела. Как-то прихожу к Владыке, еще ничего не было видно, а он мне говорит:
— Кто бы у вас ни родился, я буду крестным.
В 1949 году родилась у меня дочь. О. Исаакий ее крестил, а владыка Николай был ее восприемником. Назвали мы ее Верой, так как она была нам дана по вере.
Когда Вере было 40 дней, у меня началась грудница. От нестерпимой боли я не спала несколько ночей. Пошла к Владыке.
— Владыка, прошу Вас, помолитесь, не могу больше терпеть боль, — взмолилась я. Тут же был о.Исаакий.
— Вот мы с о.Исаакием помолимся, — сказал Владыка, — а вы ступайте домой и постарайтесь уснуть. Грудь помажьте маслицем.
Я пришла домой, помазала грудь освященным маслом, помолилась и в первый раз за долгое время крепко уснула. Опухоль постепенно стала спадать. Через 20 дней я совершенно поправилась.
После дочери у меня родился сын. Так как семья росла, а жить нам было негде, то задумали мы строить собственный дом. А у нас еще и денег достаточно не было, и всех материалов еще не запасли. Вот я и подумала: "Пойду к Владыке, если благословит, то будем строить и все постепенно будет сделано".
Он благословил и мы начали строительство. Все у нас шло очень гладко и без особых затруднений. Когда закончилось строительство, Владыка приехал и освятил дом.
Мой муж, Александр Иванович, был человеком неверующим, но Владыка не раз говорил мне, чтобы я привела его к нему. Мы приходили к Владыке, однако я не замечала в муже каких-либо перемен. Но Владыка успокаивал меня, говорил, что не сразу все делается, постепенно придет и он к вере.
Владыка беседовал с мужем чаще всего на религиозные темы, давал ему книги.
Однажды, когда мы собирались идти к Владыке я и дома, и по дороге, и уже у самой калитки просила Александра Ивановича не говорить с Владыкой о политике. Он дал мне слово, что не будет касаться этой темы.
Владыка мирно беседовал с мужем, но прошло некоторое время и вдруг Владыка говорит:
— Ох, эта Александра Яковлевна! И дома научила, и даже у самой калитки напомнила, чтобы Александр Иванович о политике со мной не говорил! — и как-то по-доброму подмигнул мне.
Я была сражена этим, несмотря на то, что уже не однажды испытала на себе прозорливость Владыки.
В другой раз мы так же сидели у Владыки, и на какое-то неудачное замечание Александра Ивановича у меня пронеслась такая мысль: "Ох, и дурак этот Александр Иванович, — так о нем, вероятно, думает Владыка".
И вдруг я ощутила на себе взгляд Владыки. Он как будто испепелял меня. Мгновенно передо мной пронеслась вся моя жизнь, со всеми моими грехами. Мне стало страшно. Было такое чувство, что смерть надвигается на меня, что сердце перестает биться. Если бы это состояние продлилось хотя бы пять минут, я не смогла бы это вынести, я бы умерла. Никогда в жизни я не испытывала такого страха.
Но вдруг Владыка прервал это каким-то своим словом и стал громко размешивать ложечкой сахар в стакане с чаем.
Все очень быстро прошло. Я стала успокаиваться. Но я ясно осознала, что Владыка дал мне понять, что осуждать другого я не имею права, когда сама такая же грешница.
Слова Владыки не оказались тщетными. Постепенно муж мой по его молитвам действительно стал глубоко верующим человеком.
Однажды (это было уже перед смертью Владыки) я поссорилась с матерью, а он обличил меня и категорически запретил ссориться с ней. Я от многих слышала, что он категорически запрещал ссориться с родителями.
Отходя ко сну, после своей келейной молитвы, Владыка всех своих духовных чад благословлял иконой Божией Матери и иконой св. Николая. Он говорил нам:
— Чада мои, в конце утренних и вечерних молитв произнесите: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, ради молитв духовного отца нашего митрополита Николая, приими сие моление, не как моление, а как призывание Твоего Святаго Имени".
Вот так нас учил дорогой архипастырь. Он, действительно, и словом, и делом, и примером всей своей жизни явил нам, каким должен быть христианин.
Время его болезни было для меня очень тяжелым, потому что я, как врач, знала, что он тяжко страдает и страдала вместе с ним. Мы с врачом Александрой Андреевной Зубцовой по очереди дежурили возле Владыки. В то время, когда в храмах заканчивалась Литургия или Всенощное бдение, Владыка, лежа на одре болезни, благословлял свою паству.
На 9-й день после смерти Владыки я осудила в храме протодиакона о. Михаила за то, что он допустил некоторую небрежность по отношению к памяти Владыки. И в тот же день вижу сон: у дверей какого-то незнакомого мне помещения стоит мать Вера и зовет нас с Александрой Андреевной. Мы подходим и видим, что на постели лежит Владыка. Александра Андреевна кинулась к нему, а я встала у него в ногах и говорю:
— Теперь-то, Владыка, вы видите, кто вас любит?
Владыка на это кивнул головой.
— Вы видите теперь, какие душеньки у ваших духовных детей? — продолжаю я в том же тоне.
— Да, уж, душеньки так душеньки, — вдруг отвечает Владыка, — из-за них то меня и вернули!
И я проснулась с ужасом. Ведь сколько учил нас Владыка никогда никого не осуждать и так просил нас: "Не осуждайте!" А я опять осудила!
Пришлось идти просить прощения и каяться".
Прошло уже много лет, как Владыки нет с нами на земле. Но все больше и больше растет уверенность в том, что он обрел милость у Господа и поэтому не так тяжело переносить эту утрату. Хотя душой я всегда чувствую его присутствие. И не только я. Так утверждают почти все его духовные чада. И это присутствие вселяет в нас уверенность в том, что мы не оставлены Владыкой, что и до сих пор он помогает нам и руководит нами.
Александра Андреевна Зубцова, Алма-Ата.
С владыкой Николаем я познакомилась с 1946 году. В то время я была человеком, далеким от церкви, и совершенно случайно попала в состав "двадцатки" Никольского собора. Собор был только что возвращен верующим и на собрании "двадцатки" обсуждался вопрос, каким образом завершить начатый ремонт собора. И вот на этом обсуждении произошла моя первая встреча с владыкой Николаем. Его вид, его проникновенный голос глубоко тронули мое сердце. Говорил Владыка настолько убедительно, и в то же время просто, что мое предвзятое мнение о духовенстве и о религии поколебалось, мне захотелось молиться, посещать храм и переменить свой образ жизни.
На собрании владыка Николай говорил о необходимости сбора денег для ремонта храма и поэтому было решено в первое же воскресение после чтения акафиста Спасителю, в помещении храма провести концерт духовных песнопений.
Владыка поручил это регенту Марфе Ильиничне Мосаловой.
Концерт прошел блестяще. Весь народ, а его было множество, плакал от умиления.
После окончания концерта, Владыка обратился к верующим с просьбой о пожертвовании средств, необходимых для ремонта храма. Владыка даже обещал, что деньги, взятые на ремонт, могут быть возвращены через некоторое время жертвователям.
После его слова на тарелки посыпались сотни и тысячи, и очень немногие брали потом обратно пожертвованные ими деньги.
После знакомства с Владыкой прежде всего я бросила курить табак, после двадцатипятилетнего злоупотребления им. Из-за этого моего пристрастия к табаку у меня часто возникали конфликты с мужем и с дочерью. Но сколько я ни пыталась прежде бросить курить, я не могла этого сделать, хотя применяла различные методы и средства. А теперь, после знакомства с Владыкой, мне стало настолько стыдно, что я легко бросила пачку папирос на улице и больше никогда не курила. Так подействовал на меня облик этого святого человека.
Я стала посещать храм, а также раз в 10 дней я приходила к Владыке домой для исповеди и беседы. Владыка много и с удовольствием рассказывал о том времени, когда он служил в Чернигове, о своем ректорстве в Черниговской Семинарии.
Часто вспоминал и свое служение в Ниловой пустыни. Одно время у него было послушание: продавать паломникам билеты на пароходе, который перевозил их по озеру Селигер в Нилову пустынь. Так красочно, чудесно описывал он окружающую природу, — каким красивым было небо, какой прозрачной была вода в озере, какое изобилие зелени было на острове и какой чудесный был там воздух. Владыка говорил, что в таких местах природа особенно славит Господа.
Иногда он играл на фортепиано и пел молитвы своим бархатным баритоном. Чудные были эти вечера, проведенные с Владыкой.
Вспоминал он и далекую станцию Челкар, свои страдания в лагерях и тюрьмах. Он говорил: "Благодарение Богу, что мы могли жертвовать собой ради того, чтобы искупить грехи священства. Потому что за последние годы было много неправедных священников. И Господь даровал нам такую возможность, чтобы мы могли искупить эти грехи".
Мать Вера, которая прошла за Владыкой по всем лагерям и ссылкам, помню, рассказывала, что в лагере Владыка караулил огороды. Ночью на огородах было холодно, а Владыка спал в шалаше за колючей проволокой. Он голодал и мог бы есть с огорода овощи, но он не позволял себе этого сделать и никогда ничего не срывал.
Мать Вера, будучи в числе духовных чад Владыки во время его служения в Орле, посчитала, что должна не покидать Владыку и в годы его страданий. И она от него не отставала. Она узнавала, где находится Владыка и куда его отправляют, и повсюду следовала за ним. Она ходила к верующим, собирала деньги, продукты и носила Владыке передачи, тем самым поддерживая его. И поэтому Владыка дал себе обещание, что никогда ее не оставит. Впоследствии, уже будучи в Алма-Ате, Владыка много терпел от матери Веры, поскольку она была женщиной деспотичной и к тому же малограмотной. Но мать Вера придерживалась строгих монашеских правил, привитых ей Владыкой, и эти правила были законом, как для нее, так и для всех тех, кто был близок к Владыке.
Владыка Николай — это исключительный человек. У него было такое прекрасное лицо, которое можно назвать только ликом. Он всегда улыбался, никогда никому ни в чем не отказывал. И всегда молился за всех, кто просил его об этом. Много молился ночами. Он имел любовь ко всем: к людям, к животным и даже к насекомым. Во дворе его дома стояла конура, в которой жила собака по кличке Каквас. Утром, когда Владыка выходил из дома, пес приветствовал его радостным лаем. Они здоровались, Владыка давал ему пищу, а Каквас ласково махал хвостом, выражая тем самым свою любовь к Владыке.
Владыка кормил муравьев: иногда тихонько, чтобы не видела мать Вера, брал со стола сахарницу, прятал ее в рукав, шел на улицу и возле дома сыпал сахар, чтобы им питались муравьи. А мать Вера, заметив это, брала чайник с кипятком, шла сзади и всех муравьев ошпаривала.
Более всего я благодарна Владыке за то, что он крестил мою 19-и летнюю дочь Лидию. Она родилась в Казани в тот период, когда там не было действующих православных церквей. Затем прививаемое ей в школе и в институте атеистическое мировоззрение дало свои плоды — дочь моя перестала верить в Бога. Она стала не только неверующей, а нетерпимой к религии и наотрез отказывалась принять крещение, когда я с ней об этом говорила.
Моя знакомая Ольга Александровна Вощилина посоветовала мне познакомить Лидию с владыкой Николаем: "Она только увидит Владыку и сразу переменится".
Но, поскольку Лидия ни за что не согласилась бы идти к духовному лицу, то Ольга Александровна пошла на хитрость — предложили ей пойти помочь "одному очень хорошему дедушке собраться в дорогу". А сама повела ее к Владыке, предварительно предупредив его.
Было раннее летнее утро. Владыка вышел к ним в льняном подряснике и они прошли с ним в сад, где над цветущими деревьями гудели пчелы, а на траве алмазами блестела роса.
— Вот посмотрите, — сказал Владыка, указывая на росу, — как солнышко отражается в каждой капельке росы своим блеском, так и Господь наш Иисус Христос отражается в каждой благочестивой христианской душе.
С этой фразы начался разговор. И конечно, когда моя дочь увидела Владыку, она сразу почувствовала в нем глубокую веру в Бога и ясно осознала, что перед ней не простой, а святой человек. Она стала благоговеть перед ним.
25 августа 1947 года над моей дочерью Лидией было совершено таинство Святого Крещения. Крестным отцом был сам Владыка. Знакомство с Владыкой, его простой разговор, подействовали гораздо сильнее, чем мои многолетние просьбы и убеждения.
Ту радость, которую я испытала при крещении уже взрослой дочери, поймут все матери-христианки, а я до гроба буду благодарить святого нашего Владыку, за то, что по его молитвам Господь освободил меня от греха и дал моей дочери духовное рождение.
Крещение происходило в доме Владыки. Надо сказать, что убранство у него в доме было крайне бедным. У него был стол, жесткая кровать (он спал на досках) и скамейки. Отдельная была моленная, где висели иконы, полочка с книгами и стоял письменный стол. В этой моленной происходило крещение.
По окончании Таинства Владыка говорил поздравительное слово, а мы все плакали. Он подарил Лидии Евангелие с собственноручной надписью: "Благословение рабе Божией девице Лидии в незабвенный для нее день ея духовного рождения. Архиеп. Николай. 1947 год, август 12/25 день".
И дальше надписал стихотворение:
"Пусть эта книга священная
Спутница нам неизменная
Будет везде и всегда.
Пусть эта книга спасения
Вам предает утешение
В годы борьбы и труда.
Эти глаголы чудесные,
Как отголоски небесные
В грустной юдоли земной
Пусть в ваше сердце вливаются
И небеса сочетаются
С чистою вашей душой"
Р. К.
Царство Небесное и вечная память дорогому Владыке!
В августе 1949 года владыка Николай поехал по приходам епархии. Он попрощался с нами в Кафедральном соборе, попросил наших молитв, всех благословил и сказал, что вернется через две недели.
Только Владыка уехал, как 11 августа умирает моя мамочка.
Вдруг 14 августа возвращается Владыка и присылает мне записочку: "Привезите Вашу маму на Литургию".
В послевоенные годы хоронить было чрезвычайно тяжело: не было гробов, не было транспорта. Но Господь помог мне: кто-то пожертвовал доски для гроба, сосед сделал крест, а от похоронного бюро дали лошадь, запряженную в телегу.
День был солнечный, теплый. В церкви, воспользовавшись отъездом архиерея, затеяли ремонт, и Владыке пришлось совершать Литургию прямо на паперти. Там был поставлен престол, а народ молился на ступенях крыльца. Мамочку подвезли к самым ступеням.
Литургия закончилась. Вдруг Владыка спустился вниз со ступеней ко гробу и сказал:
— Ах, вот кто меня позвал!
Он отдал мне в руки свой посох, поклонился поясным поклоном мамочке и начал служить панихиду.
Мы все были поражены и глубоко тронуты тем, что Владыка, духом прозрев ее кончину, счел своим долгом вернуться из поездки, чтобы помолиться и проводить в последний путь одну из овец своего стада, простую благочестивую женщину-труженицу.
Дочь моя собиралась ехать в Питер, поступать в аспирантуру. Мы пришли к Владыке попрощаться. Он отслужил молебен и благословил нас.
Когда он провожал нас до калитки (что делал всегда, провожая всех), я тихонько спросила его:
— Поступит Лидия в аспирантуру или вернется домой?
— Вернется домой, — так же тихо ответил Владыка.
И, действительно, она не прошла по конкурсу и вернулась домой. Но поскольку было благословение Владыки, Лидия поступила в аспирантуру на следующий год.
Рассказ Владыки.
1950 год. Рано утром, не предупредив, Владыка приехал в один отдаленный район, подошел к церкви и палочкой стал звонить в колокол. А батюшка спросонок не поймет, что за звон. А матушка ему кричит: "Архиерей приехал! Архиерей приехал!" Он ее дурой сумасшедшей назвал, а потом сам увидел, что правда, архиерей стоит. Он растерялся и только руками всплескивает и всплескивает.
...Это маленький штрих, но он говорит о характере Владыки.
В 1952 году у меня с правой стороны лица у глаза образовалась язва. В онкодиспансере поставили диагноз — рак кожи. Сделали анализ и диагноз подтвердился. Я очень расстроилась. Я сама врач и понимаю, что значит такой диагноз.
В слезах я пришла в собор ко Всенощной. Подойдя к Владыке на елеопомазание, я показала ему свою болячку и сказала:
— Владыка, помажьте мне здесь. Мне поставили диагноз рак кожи.
Владыка внимательно посмотрел и сказал:
— Все пройдет, — и помазал крестообразно ранку.
И, действительно, ранка стала заживать и через неделю все прошло.
Когда я пришла в онкодиспансер, там очень удивились: "Видимо, неправильно был поставлен диагноз", но еще два года не снимали меня с учета.
Для себя же я могу объяснить это только тем, что по молитвам Владыки произошло чудо.
1955 год. Моя дочь в Питере вышла замуж и обвенчалась. Об этом дали Владыке и мне телеграмму. Я спросила Владыку:
— Как вы считаете, будет ли этот брак счастливым?
— Уйдет он от нее, — ответил Владыка.
Я была расстроена его ответом, но дочери, конечно, ничего не сказала.
И только через шесть лет, когда муж моей дочери умер, я вспомнила слова Владыки: "Уйдет он от нее".
В августе 1955 года Владыка заболел предсмертной болезнью. По ночам я дежурила возле него, чередуясь с врачом Александрой Яковлевной Юрпольской. Владыка очень страдал, у него была астма, он задыхался и часто мы были вынуждены прибегать к помощи кислородной подушки. Часами мы сидели и обмахивали его полотенцем, так как лето было очень жаркое.
Владыка все время молился. Бывало, утром подойду к нему со шприцем для внутривенного вливания глюкозы, а он откроет глаза и скажет:
— Подождите, я не закончил еще Литургию.
Иногда ему были видения. Святителя Феодосия Черниговского Владыка считал своим небесным покровителем, так как у раки его святых мощей была совершена его епископская хиротония. И вот однажды по разговору я поняла, что ему явился Святитель Феодосий, и Владыка долго говорил с ним. Разговор я не совсем поняла, но, видимо, Владыка просил молитв у Святителя Феодосия.
То ли в бреду, то ли во сне Владыка часто с кем-то разговаривал. Он говорил:
— Вон там стоят двое, там стоят двое... Неужели вы пришли ко мне, святители отче!
Приходили к нему Киево-Печерские святые Антоний и Феодосий.
— Вот, вот, стоят, — говорил Владыка, — они пришли ко мне, — и начал читать молитву и кланяться им.
За полтора месяца до смерти Владыке вдруг почудилось, что наступила Пасха. Он пел "Христос Воскресе", христосовался с нами, пригласил к столу. Просил извинения за то, что мать Вера не успела испечь кулич и покрасить яйца.
Владыка был радостный, сияющий. Пел пасхальную службу и от всей души возглашал: "Христос Воскресе! Христос Воскресе!"
После смерти Владыки ко мне из Усть-Каменогорска приехала моя дальняя родственница, служившая в церкви псаломщицей, Раиса Владимировна Георгиева. Прежде всего она решила пойти на кладбище, помолиться на могиле митрополита Николая.
Мы пришли с ней на кладбище и подошли к часовне. Она оказалась закрытой на замок. Раиса Владимировна огорчилась:
— Как жаль, — сказала она, — что мы не можем зажечь лампаду.
Мы стали молиться, петь литию. И вдруг загорелась лампада, висевшая в часовне над могилой Владыки.
Но я не могла и в мыслях допустить, чтобы ради нас, таких грешных, совершилось чудо.
"Наверное лампада чуть-чуть тлела, — подумала я, — а потом нагар слетел и она загорелась".
Но когда мы закончили молиться лампада потухла.
— Александра Андреевна! — обратилась ко мне Раиса Владимировна, — но ведь вы это видели?!
— Ну конечно видела.
— Так что же это значит?
— Это значит, что митрополит Николай с нами и молится о нас.
Ольга Александровна Вощилина, Рига.
В августе 1947 года по благословению владыки Николая, в первый раз в своей жизни я собиралась посетить Троице-Сергиеву Лавру. Кроме того, Владыка благословил меня зайти в Москве к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу) и передать ему поклон.
Я смутилась этим поручением. Нашего Владыку мы все очень любили, привыкли к нему и считали его своим дорогим отцом. Мы не боялись к нему приходить. Даже если кто-то в чем-то провинится, то шел к Владыке и сам ему все рассказывал.
А здесь — маститый и прославленный иерарх, известный всему миру! Как вести себя? Что говорить? Все свои сомнения я высказала владыке Николаю.
— Ну, и напрасно, все эти мысли совершенно негодны. Если бы ты знала, к кому я тебя посылаю, ты бы не только пошла, а бегом побежала бы! Это иерарх святой жизни, очень высокой духовности, одаренный от Бога глубоким умом! Владыка Николай — человек необыкновенной доброты и отзывчивости! Люди считают за счастье получить у такого архиерея благословение!
Я немного успокоилась. Придя домой, я рассказала маме о том, что Владыка просит меня в Москве зайти к митрополиту Николаю.
— Нехорошо к такому лицу идти с пустыми руками — заявила мама, — нужно что-то придумать.
И придумала. У нас в саду росла одна яблоня, о яблоках которой можно сказать: "видно семечки насквозь". Называлась она "царская столовка". (Кто бывал в те времена в нашем яблочном городе, тот наверняка видел и запомнил этот прекрасный сорт).
И вот яблоки от этой яблони было решено передать митрополиту Николаю Крутицкому. Яблоки были сняты осторожно, каждое завернуто в мягкую бумагу, и упакованы в пакет.
— Вот и передашь Владыке-митрополиту, — сказала мама, — такой подарок ни к чему не обязывает и его можно принять.
Наступил день, когда я приехала в Москву и разыскала приемную митрополита Николая. В приемной было уже человек 10-12. Секретарь записал всех желающих видеть Владыку и сказал, что пойдет доложит, но не уверен, будет ли Владыка принимать, так как только прилетел из Питера и очень устал.
Выйдя от митрополита, секретарь сказал, что Владыка просит таких-то и таких-то прийти в такие-то дни, так как они москвичи, а приезжую женщину примет сейчас. А приезжая была я.
Когда я вошла в кабинет, Митрополит встал. Я подошла под благословение.
— Садитесь, — пригласил Владыка, благословив меня.
И тут в моей голове с быстротой молнии понеслись мысли примерно такого характера: "Как же я сяду в присутствии такого человека!" и тому подобные. Получилась заминка. Владыка стоял, ожидая, когда я сяду, а я не садилась, терзаясь мыслями. Но поскольку я выросла в семье, где поддерживались правила хорошего тона, то вскоре сообразила, что Владыка так воспитан, что первым в присутствии женщины не сядет, на какой бы ступени иерархической лестницы он ни стоял. Я немедленно села, и только тогда сел Владыка.
— Дорогой Владыка, я привезла вам поклон от нашего владыки Николая из Алма-Аты, — с трудом, чуть не заикаясь, произнесла я.
— Ах, какие вы все счастливые алма-атинцы, что у вас такой пастырь! — ответил Владыка и начал расхваливать нашего владыку Николая почти теми самыми словами, какими хвалил его наш Владыка, приписывая ему те же самые качества, которыми награждал его наш Владыка. С большой братской любовью они относились друг ко другу. И мое смущение прошло совершенно.
Владыка Николай стал расспрашивать меня о цели моего приезда в Москву. Я ответила, что хочу побывать в Троице-Сергиевой Лавре и в московских храмах, так как, кроме нашего Никольского собора, я ничего не видела.
— Вот вам бумага и карандаш, — сказал Владыка, — записывайте, куда вам нужно будет поехать и сходить.
И стал диктовать мне названия храмов и маршрут следования к ним. Наша беседа продолжалась почти два часа. Владыка не только давал маршрутные указания, но говорил, чем знаменит каждый храм и на что следует обратить особое внимание.
Когда беседа заклнчилась, я передала Владыке подарок от мамы — алма-атинские яблоки. Он так при этом покраснел, что стала красной даже кожа головы под его седыми волосами. Он умоляюще посмотрел на меня.
— Не отказывайтесь, Владыка. Мама с такой любовью снимала для вас с дерева каждое яблоко! Да и яблоки эти такие прекрасные, что отказываться от них нельзя.
Владыка сдался и попросил передать маме его благословение. И добавил:
— Но я беру с вас слово, что когда вы все осмотрите, то придете ко мне поделиться своими впечатлениями.
Я была очень благодарна Владыке. Он проводил меня до дверей и, благословив, напомнил об обещании посетить его еще раз. Секретарь проводил меня взглядом и даже поклонился мне на прощание.
Первое мое посещение было, конечно, в Троице-Сергиеву Лавру. Я все обдумала и решила, что ехать транспортом в Лавру нехорошо, что в Лавру надо непременно идти пешком. Был конец августа, приближалось Успение Божией Матери. Погода стояла прекрасная. Я доехала на электричке до Пушкино, вышла и пошла пешком по направлению Лавры. Но я не рассчитала своих сил и к вечеру не дошла до Сергиева Посада. Стало темнеть и я решила искать ночлег.
Но куда идти в незнакомом месте? У кого искать приюта? Я увидела храм и вошла в него. В храме уже заканчивалось вечернее богослужение. Я стала молиться Божией Матери помочь мне устроиться на ночлег.
После окончания службы я обратилась к священнику с просьбой посоветовать мне, где переночевать. Батюшка был удивлен моей просьбой, стал расспрашивать кто я и откуда, есть ли ли у меня документы. Я сказала ему, что паспорта у меня с собой нет, что я из Алма-Аты и иду в Троице-Сергиеву Лавру помолиться.
— А кто у вас архиерей? — спросил батюшка.
— Архиепископ Николай, — ответила я.
— А как он выглядит? — опять спросил батюшка, пристально на меня посмотрев.
Вместо ответа, я вынула из сумочки фотографии Владыки с дарственными надписями, с которыми никогда не разлучалась, и показала их батюшке.
— Ах, какой у вас замечательный Владыка! Мне пришлось однажды, на Сергия летнего, служить с ним вместе в Лавре, и я никогда его не забуду.
И он рассказал мне, как в праздник преподобного Сергия, после окончания Литургии владыка Николай Алма-Атинский и владыка Николай Крутицкий и Коломенский остались в храме благословлять народ, так как не могли оставить без благословения людей, умоляюще протягивавших к ним для благословения свои руки.
В это время все архиереи и священники во главе с Патриархом Алексием собрались в трапезной. Недоставало только двух архиереев. Святейший послал за ними. Посланные вернулись одни. Патриарх снова послал за ними, но Владыки никак не могли вырваться из плотного кольца обступившего их народа и продолжали благословлять.
Окончив благословение, они явились пред очи Святейшего. Святейший при виде их так стукнул посохом об пол, что все вздрогнули. Ведь это была дерзость — непослушание Патриарху, но дерзость, оправданная любовью. Маститые иерархи упали в ноги Святейшему, прося прощения.
— Ну, повинную голову и меч не сечет, — добродушно сказал Патриарх и направился к столу. Облегченно вздохнув, все последовали за ним. Буря пронеслась мимо. Пропели молитву, началась трапеза.
— Я на всю жизнь запомнил облик вашего святого пастыря, — сказал батюшка, — Это настоящий пастырь! К нему тянется душа!
Я в свою очередь рассказала батюшке о нашем Владыке, что знала, и у него исчезли всякие подозрения в отношении моей личности.
Он пригласил монахиню и попросил ее приютить меня на одну ночь.
На следующий день я благополучно добралась до Сергиева Посада. Когда я проходила под сводами лаврских ворот, направляясь к главной святыне Лавры — Троицкому собору, трепет охватил все мое существо. Мысли о древности этой святыни, о преподобных наших предках, которые так же проходили под этими сводами, ступали по этой земле, орошали ее потом трудов и слезами молитвы, наполнили мое сознание, всколыхнули душу. И радость, и благоговейный страх переживала я, ступая по каменной мостовой этой веками намоленной святыни.
А возвратившись в Москву, обошла и объехала все храмы, где посоветовал мне побывать владыка Николай и, закончив паломничество, зашла к нему.
Встретил он меня приветливо, обо всем расспросил и, по-видимому, остался доволен моими ответами. Он тепло попрощался со мной, благословил и, надписав, подарил мне на память свою фотографию, которую я бережно храню вместе с фотографиями нашего дорогого Владыки.
+ + +
Еще вспоминается празднование юбилеев: 30-летия епископской хиротонии Владыки Николая, 50-летие служения в священном сане, дни его Ангела. Это были не просто официальные торжества, это были праздники нашего дорогого отца, которого мы горячо любили, уважали и почитали.
Со всей огромной епархии съезжались священники, диаконы и миряне. Все хотели поздравить Владыку лично или передать поздравления от приходов, так как его знал каждый прихожанин нашей огромной Казахстанской епархии. Во всей епархии не было такого местечка, где бы Владыка не побывал.
Много говорилось приветственных речей, проникнутых любовью и глубоким почтением к юбиляру, но более всего Владыка радовался тому, что все единодушно желали ему здравия и крепости телесной, чтобы были у него силы молиться, служить и управлять епархией, чтобы как можно дольше он оставался с нами.
На этих праздниках Владыка бывал иногда растроган до слез и часто даже не мог говорить сразу ответное слово. Он горячо благодарил всех своих сослужителей, всех пасомых за выраженные ими искренние чувства любви и уважения к нему. "...Ваши приветствия, ваши речи, ваши слова и пожелания вызывают во мне чувство признательности и благодарности за вашу ласку и любовь. Они же приводят меня в смущение: то, что вы поставили мне в заслугу, не могу отнести к себе, не по чувству смирения, но по отсутствию того, что ваша любовь мне приписала".
Особенно памятным для всей казахстанской паствы был день 30-летнего служения митрополита Николая в сане епископа.
Владыка благодарил Господа за великую Его к нему милость, свидетельством которой являлась вся многотрудная жизнь старца-архиерея. "... Мое служение на ниве Христовой, начиная со служения в звании епископа викарного и до почетного титула архиепископа Алма-Атинского и Казахстанского было продолжением милости Божией за все тридцать лет. Были тяжелые, страшные моменты в моей жизни, когда и самый омофор святительский казался невыносимо тяжелым; были моменты большой опасности для жизни, — и среди всего этого я не падал духом, я не чувствовал себя одиноким, — со мной был всегда Отец мой Небесный.
А сколько духовной радости и утешения имела моя душа в молитвенном единении с врученными мне Господом чадами Церкви Христовой и в их ко мне любви!
Особенное духовное счастье, доходящее до блаженного состояния, я испытывал во время совершения Божественной Литургии и Евхаристического единения с верными... Тогда мои скорби и страда земная оставляли меня, уходя, как мрак ночи, рассекаемый лучами солнца небесного...
Пройдя так многие этапы моего служения Церкви Христовой, я, на конец моей жизни, уже в почтенной старости, получил от Святейшего Патриарха Алексия назначение к вам, мои соработники нивы Божией, и к вам, мои чада духовные. И здесь, в окружении вашей любви и сыновней ласки, я чувствую все ту же благость и щедрость ко мне Сладчайшего Христа моего...
Минуло тридцать лет... Те святители Божии, которые избрали меня во епископа и хиротонисали, отошли в вечность. Царство им Небесное! — Я остался один в живых.
Те, черниговские чада духовные, которые тогда разделяли со мною радость 20 октября 1919 года, кто остался в живых — далеко, далеко от меня и я от них.
Лишившись тех и других, я, по милости Божией, приобрел в лице вас новую паству, новых друзей, новых сотрудников. И я опять не один: я и вы со мною...
Сегодня тридцатилетие моей хиротонии. Вы собрались в нашем храме разделить мою духовную радость. Вы участвовали в приносимой мною Евхаристии (сиречь хвале Богу). Вы утешили меня... Вы и почтили меня своими приветствиями, пожеланиями и речами... "Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?" Ему я принес то, что драгоценнее мира и всякого творения Божия: "Твоя от Твоих".
Вас же всех сердечно, любовно, искренно благодарю с моим вам поклоном и молитвой о вас: да воздаст вам за любовь вашу — любовь и благость Господь наш Иисус Христос сторицею и зде, и за гробом: вместо земного — небесное; вместо временного — вечное; вместо тленного — нетленное.
И сия вся по милости Его с вами буди, буди! Аминь".
Нельзя было без слез слушать слово Владыки. И мы плакали, плакали от радости, что у нас такой добрый и любвеобильный архипастырь, который в любой момент поможет, подскажет, наставит, утешит. И когда, по окончании молебна, возглашалось многолетие, то весь народ, от мала до велика, едиными усты и единым сердцем пели Владыке "Многая лета!"
И не только казахстанцы выражали Владыке свою любовь. Поздравительные телеграммы и письма приходили в эти дни из Иркутска и Берлина, Новосибирска и Праги, из Москвы, Ташкента, Архангельска и Симферополя. Можно было с полным основанием сказать, что "от восток солнца до запад", вспоминалось имя чтимого юбиляра.