Еще хочется рассказать, как проходил Великий пост.

Вечером в Прощеное воскресенье все собирались в соборе. После вечерни, перед началом чина прощения, Владыка всегда говорил слово. Вот одно из них:

— Святый вечер! Благодатный вечер! Христово собрание верных! Ибо днесь благодать Святаго Духа нас собра, дабы мы дали взаимное лобызание любви в прощении друг другу обид и огорчений.

Если по слову Божию: "...солнце да не зайдет во гневе вашем" (Еф. 4, 26), мы обязаны ежедневно прощать друг другу, то сегодня, в этот святый вечер, готовые встретить дни Великого поста в благом намерении принятия Святых Таинств: Исповеди и Святаго Причащения Тела и Крови Христовых, — мы должны поспешить это сделать. К сему нас побуждает и долг взаимной христианской любви и священная обстановка нашего молитвенного собрания: с нами невидимо пребывают все наши Ангелы-хранители, вдохновители святости; с нами святые Угодники, имена которых мы носим от Святого Крещения.

На нас с высоты Неба духовного, радуясь, взирают: Святитель наш Николай, Великомученик и целитель Пантелеимон и с ними славная Великомученица Варвара... Какое чудесное сообщество небесных и земных! Святый вечер! Благодатный вечер!

С нами и среди нас Сам Господь наш Иисус Христос. Он сказал: "Где два или три собрались во Имя Мое, — там и Я с ними". Нас же благодать Святаго Духа собрала сюда в таком большом количестве во Имя Святое Его. Он с нами! Он среди нас! С нами Отец мира, прощения и любви! Мы в это верим и это так! Собою зовет Он нас к взаимной любви. Он учит нас, как мы должны относиться к нашим обидчикам: "Я дал вам образ прощения обид", то есть образец для подражания.

Из Евангелия вы знаете, сколько обид, насмешек, поруганий нас ради претерпел наш Господь. А как же Он отвечает на все эти оскорбления? Прислушайтесь все, что шепчут уста умирающего на Кресте Невинного Страдальца: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают" (Лк. 23, 34).

Вот и прощение, и любовь! Вот Его любовь и прощение! Вот тот образ, который как вечное наследство оставил нам и всему роду Человеческому Христос — Спаситель для подражания Ему. Он простил Своих врагов и молился за них, и мы, други мои, подобно Ему, научимся прощать своих обидчиков, — не на словах только, а искренно, сердечно, да тем обрящем себе у Отца Небесного милость и прощение многих наших грехов.

Сегодня за Божественной Литургией мы слышали в Евангелии обращенные к нам слова Самого Спасителя, слушайте, я их повторю: "Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших" (Мтф. 6, 14-15).

Подумайте, други мои, как просто и легко получить от Господа милость и прощение: ты оказал милость ближнему — Господь явит тебе Свою богатую милость; ты простил своему ближнему один грех, одну обиду, — тебе Господь простит за сие большие и многие грехи твои...

Читая слова молитвы Господней "...и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим", — мы, грешники, как бы обязываем Отца Небесного дать нам Свое прощение. Мы как бы говорим: "Отче Небесный! Меня тяжко обидел такой-то брат (или сестра), я ему простил его грех, теперь и Ты прости мои грехи, по неложному обещанию Сына Твоего..." И слышит грешник в ответ через священнослужителя на исповеди глас Божий: "прощаю и разрешаю..." Так скора и явна милость Божия к тому, кто охотно прощает своего ближнего!...

А что ожидает христианина, который по гордости, самолюбию и другим злым побуждениям сердца не желает прощать своего брата или сестру? Ясно: гнев Божий и сугубое взыскание его сугубых грехов, и наказание за них. Такому человеку не помогут ни строгий пост, ни хождение в храм Божий, ни что другое — пока он не будет в мире со своим братом. Не послужит ему во спасение и само Причащение Святых Тела и Крови Христовых, — но, как Иуде-предателю, в большее осуждение будет.

"Суд без милости не сотворившим милости!"

Подумай, друг мой, о себе: кто ты, не прощающий своему ближнему? Ты враг ему, ты враг и Богу! Ты подобен Иуде-предателю, целовавшему в уста Господа, а в сердце своем носившему грех предательства... Избави нас, Боже, от такого осуждения!

Други мои! Убоимся Господа и суда Его за грех непрощения! Исполним сердца наши Христовой любви, и всякому нас обидевшему искренно простим всякий грех, всякую вину, да милостива к нам Господа обрящем!

Скажем все от сердца нашего друг другу: "Христос посреде нас!" и взаимно ответим: "И есть, и будет!" и облобызаем друг друга лобызанием святым, лобызанием Христовым. Аминь".

После слова Владыки начинался чин прощения. Все по очереди подходили к своему архипастырю и просили у него прощения, делая земной поклон. И он всем без исключения низко кланялся, сам просил прощения и прощал. Затем по очереди подходили к священникам, так же делали земной поклон и просили у них прощения. Затем начинали просить прощения друг у друга.

В первый день Великого поста Владыка всех благословлял и говорил напутственное слово на пост. Он говорил о любви друг ко другу, о страхе Божием, о быстром распространении греха, о том, как нужно вести себя в храме и дома. И всегда добавлял:

— Если все будем выполнять, будем бороться со грехом, то как радостно нам будет встретить день Святой Пасхи, день большой радости, день Воскресения Христова!

В первую неделю Великого поста проводил всю службу за псаломщика, сам читал и регентовал на клиросе. Удивительно было видеть, как семидесятилетний старец выстаивает всю длинную постовую службу, даже не переступив с ноги на ногу. Откуда силы берутся?

Канон преподобного Андрея Критского всегда читал сам.

В пятницу первой недели вечером была исповедь для всех говеющих. Перед исповедью Владыка сам читал молитвы и напоминал грехи.

Приводим текст молитвы, которую читал Владыка перед исповедью:

"Господи Боже, Спасителю наш! К Тебе припадаем с сокрушенным сердцем и исповедуем грехи и беззакония наша, ими же раздражихом Твое благоутробие и затворихом щедроты Твоя. Сего ради праведный суд Твой постиже нас, Господи: раздоры и нестроения объяша нас, убийства и кровопролития, вражда и злоба умножишася до зела.

Но, Премилосердный Господи, призри с высоты Святыя Твоея на слезныя мольбы нищих скорбных людей Твоих, преложи гнев Твой на милосердие и даждь нам помощь от скорби. Вемы, яко от лет древних в годины искушений страна наша токмо верою Христовою от гибели спасашеся, токмо молитвою и слезами покаяния от козней и сетей вражиих избавляшеся.

Сего ради во умилении сердца вопием Тебе: охрани и ныне Отечество наше от врагов, губящих е, воспламени в сердцах наших любовь к Церкви Твоей Святой и научи нас крепко, даже до смерти стояти за веру святую Твою и за славу Имени Твоего Святаго, и тако утверди и воспрослави Церковь Твою всесильною крепостию Твоею и от всякаго злаго обстояния избави ю.

О распенших Тя моливый, Господи, и рабом Твоим о вразех молитися повелевый, ненавидящих и обидящих нас прости, не воздаждь им, Господи, по делом их и по лукавству начинания их, не ведят бо, что творят, но к братолюбному и добродетельному настави жительству, да обратятся к Тебе, своему Владыце, и купно с сынами Церкви Твоея, прославят Тебе Единаго в Троице славимаго Бога во веки веков. Аминь".

После этой молитвы владыка Николай читал другую — повседневную исповедь:

"Исповедую Тебе, Господу и Богу моему, в Троице славимому: Отцу и Сыну и Святому Духу, и Пречистей Богородице, Приснодеве Марии, в предстоянии св.Ангела моего хранителя, Небесных Сил безплотных и всех Святых, все мои грехи, содеянныя мною от младенчества моего и до сего часа.

Отче Преблагий! Боже Всемилостивый! Грехи мои неисчислимы: вольныя и невольныя, ведомыя и неведомыя, явныя и тайныя, великия и малыя! Недостоин я милости Твоея — достоин осуждения и вечных мук, но припадаю к Тебе, моляся: согрешил я на небо и пред Тобою, приими мя кающагося и в исповедании моем не отвержи мене.

+ Согрешил я, Господи, неблагодарностью за Твои великия и безчисленныя, содеянныя мне благодеяния и всеблагое промышление Твое, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, несоблюдением обетов, данных при крещении (если монах, то по принятию монашества, или священного сана и сана епископа) — во всем солгал и по воле своей поступал, пренебрегая заповеди Господни и предания и наставления Святых Отцов, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, неимением истинной веры: маловерием, холодностью, сомнениями в истинах ее, суеверием, верой в приметы, ворожбой, гаданием, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, неимением должной надежды и упования на Промысл Божий, полагая надежду в себе, в людех, и в лучших условиях жизни, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, неимением должной к Тебе любви и любви к ближним: жестокостию сердца, немилосердием, недостаточным милостыни подаянием, непосещением болящих, по заповеди Евангельской, и в темницах сущих, непогребением мертвых, неодеянием убогих, ненасыщением алчущих и ненапоением жаждущих, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, гордостью, тщеславием, превозношением себя перед другими, самомнением, самолюбием, унижением ближних, осуждением одних и заискиванием перед другими, исканием у них себе похвалы и чести, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, гневом, раздражением, ссорою, непримирением с ближними, неприличными ругательствами, оскорблением, местию, зла за зло воздаянием, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, чревоугодием, пьянством, лакомством, объядением и опивством, тайноядением и раноядением, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, греховным влечением плоти, нечистыми мыслями, нечистыми желаниями, чтением развратных книг, смотрением соблазнительных картин и греховным их услаждением, влечением к лицам другого пола, во еже вожделети их, в сердце и мыслях, прикосновением нечистым к ним, поцелуями страстными, осквернением души и тела в сонных мечтаниях и сновидениях блудных и истечением плоти, неестественным возбуждением в себе блудной похоти, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, сребролюбием, скупостию, жадностию, лихоимством, обмериванием, обвешиванием, утаением найденного, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, печалию при получении мною оскорблений и лишений, обидой на людей, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, неимением ревности о славе Твоей — незащищением Имени Твоего Святаго, когда оно другими хулилось, произношением Святаго Имени Твоего в разговорах всуе, без благоговения и со смехом, божбой или клятвой без нужды, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, сокрытием своего христианского звания от других ради выгод земных, стеснением перед другими совершать на себе крестное знамение, снятием с груди нательного креста, изнесением святых икон и образов из дома, прекращением хождения в храм Божий по стыду и по страху перед людьми, прекращением исполнения Святых Таинств: исповеди, причащения Святых Таин Христовых, Брака и других Таинств и обрядов нашей Церкви, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, несоблюдением святых постов и постных дней, установленных Православной Церковью, невоздержанием в них, вкушением запрещенного, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, непочитанием, как должно, праздников, установленных Православной Церковью, ленностью к церковным службам, совершением и устроением личных дел своих в эти дни, если и ходил в храм, стоял в нем неблагоговейно, рассеянно молился, допускал разговоры и смех; будучи в естественной нечистоте, прикасался к святыням, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, неисполнением положенных домашних молитв и правил по лености или небрежению, при сем самооправданием, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, леностию к чтению Св. Евангелия, святоотеческих и Боговдохновенных книг, помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, непочитанием, как должно, своих родителей, ослушанием их, грубым отношением к ним и оскорблением их, неоказанием им помощи во время их болезни, старости и нуждах, оставлением их беспомощными, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, несохранением девства, растлением его, несохранением целомудрия ума и сердца, чистоты души и тела, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, прелюбодеянием во всех его видах: блудными мыслями, блудными желаниями и делами, нарушением супружеской верности, незаконным сожительством с лицами другого пола, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, господи, убийством во утробе зачатого плода (аще жена), соизволением на сие убийство (аще муж), устранением чадородия через употребление различных средств, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, убийством (аще таковое было) или соизволением на него, покушением на самоубийство, чувством отчаяния в милосердии Божием, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, чувством зависти к людям, находящимся в лучших условиях жизни, чем я, недоброжелательством и ненавистью к ним, желанием им зла, злорадством и местию, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, оклеветанием ближних, очернением их чести и доброго имени, доносами на них, ложными на суде показаниями, лицеприятием, защищением неправды и попранием истины, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, умышленною или вынужденною ложью, обманом, малодушием, лицемерием, неисправностью в отношениях с ближними, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, пустословием, празднословием, смехом неподобным и злословием, служением миру (маммоне), а не Тебе, Богу моему, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, нерадением о своем спасении, грехолюбием, забвением о душе, о смерти, о Суде, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, редким говением, редким причащением Святых Таин, а если и приступал, то недостойно приступал, на исповеди утаивал грехи, оправдывал себя в них, ожидал прощения, не простив своих ближних, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, ослушанием своего духовного отца, не исполнением данных мне эпитимий и наставлений, — помилуй мя, Боже, помилуй мя!

+ Согрешил я, Господи, словами, делами, мыслями, всеми моими чувствами: зрением, слухом, вкусом, обонянием, осязанием и многими другими грехами, по множеству и давности их забвенными, — о сих всех жалею и, виновным себя представляя, из глубины души моея молюся Тебе: Боже мой Всемилостивый и Всещедрый Господи! Приими сие покаяние мое и исповедание. Не помяни множества грехов моих в день праведнаго Суда Твоего! Не отвержи мене тогда от Лица Твоего, но человеколюбием Твоим:

— зде помилуй мя (поклон); — зде прости мя (поклон); — зде и спаси мя (поклон).

Благ бо еси Господи, щедр и человеколюбив! И Тебе славу, благодарение и поклонение и честь возсылаем: Отцу и Сыну и Святому Духу со Святою Богородицею и всеми Святыми, ныне и присно и во веки веков. Аминь".

Эту молитву каждый имел у себя, по ней всегда проверяли себя, по ней готовились к исповеди.

После чтения этой молитвы все расходились к священникам. Исповедовали, обычно, четыре-пять священников.

Священники так же строго, как и Владыка, относились к исповеди и не читали разрешительную молитву тому, кто не называл своих грехов, но помогали таковым, задавая наводящие вопросы. И у тех, кто не умел или стеснялся исповедаться, постепенно раскрывались сердца и они каялись в своих грехах.

Обычно в этот день исповедь заканчивалась не раньше 12-и часов ночи.

В субботу все причащались, поздравляли друг друга с принятием Святых Таин, радовались друг за друга, обменивались частицами просфор, прося помянуть своих близких. И все в это время осознавали себя, действительно, детьми Одного Отца, все чувствовали себя братьями и сестрами.

Также проходили исповедь и причащение в Великие Четверток и Субботу.

На утрени в Великий Понедельник Владыка всегда сам пел "Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный..." Он пел так проникновенно, что священный трепет охватывал нас в эти минуты. В храме была необыкновенная тишина, — особенно-торжественная и в то же время печальная.

Никольский собор в Алма-Ате стоит на возвышении, в те годы вокруг него был пустырь. И вот вечером, в Великий Четверг, после 12-и Евангелий можно было, стоя на высоком крыльце собора, наблюдать, как в темную-темную ночь расходятся огоньки свечечек, которые верующие несли к себе домой, чтобы зажечь святым огнем лампадку и выжечь крестики над окнами и дверьми дома.

Сначала их свет колебался очень близко друг ко другу, затем расстояние между огоньками начинало увеличиваться, они все дальше и дальше отходили друг от друга, как бы текли в разных направлениях, и вот совсем исчезали в темноте...

Святые ночи! Святые воспоминания! Ничто не может изгладить эти воспоминания из наших душ! Как много было радости и счастья в эти святые вечера, в ожидании Воскресения Христова! И такой радости, как в храме Божием, как в святом общении с духовными друзьями — никогда и нигде быть не может!

И не только посты, но и праздники у нас были также общими. Владыка старался духовно единить людей, чтобы через стяжание Духа Божия люди роднились душами, чтобы радовались радостями и печалились печалями друг друга. И Господь давал, что за молитвы Владыки среди его алмаатинской паствы никогда не возникало ни вражды, ни ненависти.

Во дни Пасхи, Рождества Христова двери дома у Владыки не закрывались. Все христосовались, славили Господа! Все! Все! Все! Ни от кого не отворачивался Владыка, ни от кого не закрывал он своего сердца, полного любви. Люди несли Владыке подарки и принимали подарки от него.

"На Пасху, — вспоминают клирошане, — после службы в храме мы ходили домой к Владыке поздравить его с праздником. Всю Пасху, бывало, пропоем, а ему все мало, все просит: "Давайте еще попоем... ведь такая радость у нас!" Сам с нами поет, радуется. Как малое дитя радовался Владыка Великим праздникам.

На Рождество ходили к нему славить Христа. Он подарками нас станет наделять, а сам радостный, всех нас обласкает, каждой ласковое слово скажет. И нам было радостно, что в праздники Владыка наш был таким благостным, сияющим, как ясное солнышко, каждая морщинка светилась на его лице".

Владыка Николай часто говорил:

— Други мои, не забывайте меня, грешного, в молитвах своих сейчас и после смерти. Я вас не забываю и никогда не забуду. Если стяжаю дерзновение, если только Господь примет меня в свои кровы, если простит и помилует, я буду молиться за вас и после моего перехода в иную жизнь.

После каждой Литургии Владыка, стоя на амвоне, благословлял каждого, несмотря на то, что в воскресные и праздничные дни в храме присутствовало до тысячи человек и более.

— Владыка, — бывало, скажут ему его чада, — вам ведь трудно после службы еще столько времени благословлять. Дали бы общее благословение и ехали бы домой отдыхать.

— Э-э, вы не знаете, как наш православный народ любит архиерейское благословение и дорожит им! — отвечал Владыка и, помолчав, продолжал — да, бывает, что я иногда так устаю, что подумаю: "Дам общее благословение". А за этой мыслью является другая: "А вдруг меня Господь сегодня призовет к Себе и спросит, как я расстался со своей паствой?" Эта мысль придает мне силы, и я благословляю народ.

Но иногда Владыка совсем ослабевал и ему ставили кресло. И уже сидя в кресле он благословлял всех, до последнего человека. Это было так умилительно, что все, как дети, подходили к нему со слезами на глазах и, получив благословение, отходили, наполненные чувством любви и радости. Он любил всех ровной, божественной любовью и эту любовь источал на каждого встречающегося ему человека.

Бывали случаи, когда по состоянию здоровья врачи запрещали Владыке служить. Очень скорбел тогда Владыка — он не мог жить без храма, без службы, без своих пасомых. Тогда он совершал богослужения у себя дома, а потом садился у окошечка, которое выходило на улицу, и благословлял всех проходящих. Те, кто знал этот его обычай, специально проходили мимо его окна.

"Чем дальше в глубь старости идут годы служения, — писал Владыка в одном из писем тех лет, — тем глубже, явственнее чувствуется связь с паствой. Молишься, чтобы Господь не разлучил бы тебя в день оный от паствы твоей... Так она дорога, так сердцу близка... Ей не тесно в моем маленьком сердце... И было бы великой обидой, если бы меня разлучили с моим стадом духовным: "Зде вселился, зде и покой мой"...

С большим усердием, слезной молитвой молился Владыка и у себя дома.. В своей тихой келье, облекшись уже не в архиерейскую, а в смиренную монашескую мантию, творил Владыка молитву в те часы, когда паства его предавалась отдыху после трудов минувшего дня. Мать Вера каждое утро и каждый вечер вешала возле аналоя сухие полотенца и забирала их уже мокрыми, омоченными слезами Владыки. Бывало, иной раз приходилось верующим поздней ночью проходить по улице мимо домика Владыки и они, видя свет сквозь ставни в его келье, говорили: "Это за всех за нас молится Владыка".

Как известно, Алма-Ата, бывший город Верный, расположена у подножия Северного Тянь-Шаня. Могучей грядой с белоснежными вершинами поднимается над городом величественный горный хребет Заилийского Алатау. Однако, эти изумительные по своей красоте и живописности горы таят в себе опасность селевых потоков и землетрясений. Сейсмостанция, регистрирующая подземные толчки, отмечает их в течении года около 270. По счастью, эти толчки слабы и преимущественно заметны лишь на приборах. Но неоднократно бывали землетрясения такой силы, что разрушали Верный до основания, и уносили множество человеческих жизней. А так же мощные селевые потоки, вырвавшись из ледниковых зон и достигнув города, сносили и уничтожали все, встречающееся им на пути. И в то время, когда на Алма-Атинской кафедре находился Владыка Николай, в народе существовало такое убеждение, что "пока Владыка жив и молится за свой город, ни землетрясение, ни иное бедствие, заслуженное нами за грехи наши, не поразит нас ради его святых молитв". Так оно и было — при его жизни город ни разу по-настоящему не трясло.

Не представляется возможным и посильным описать все труды, понесенные владыкой Николаем по созиданию духовной жизни на Богопросвещаемой земле Казахстана. Можно лишь привести некоторые наиболее характерные примеры его отеческой заботы и апостольской ревности о вверенном ему Христом словесном стаде.

Одной из важнейших задач своего архипастырского служения Владыка считал открытие новых приходов, которое по закону должно предваряться регистрацией в соответствующих органах власти образованной ранее церковной общины. В местные органы власти поступали сотни заявлений со всех уголков Казахстана с ходатайствами об открытии церквей и молитвенных домов. Владыка Николай не без успеха предпринимал усилия по возвращению церквей, занятых под склады или клубы, открывал и освящал молитвенные дома. Однако, далеко не все эти ходатайства находили положительное разрешение со стороны как местных властей, так и Совета по делам РПЦ в Казахстане. И, бывало, наталкиваясь на непроницаемую стену советской бюрократии, зиждущуюся на атеистическом мировоззрении, верующие годами добивались во всех инстанциях разрешения на открытие церкви. Владыка Николай всегда с участием относился к таким делам, предпринимая со своей стороны все возможное, чтобы помочь общине.

Как пример можно привести дело Большемихайловской общины г. Караганды, основанной преподобным старцем схиархимандритом Севастианом Карагандинским. После многих лет обращения, хождения и поездок представителей этой общины по разного рода инстанциям, община в который раз обратилась за помощью к архиепископу Николаю, который в свою очередь передал эту просьбу Святейшему Патриарху Алексию, сопровождая ее письмом:

"Ваше Святейшество!

Прилагая при сем заявление верующих с. Большой Михайловки (Караганда) на мое имя, усердно прошу Вас сделать что можно по этой слезнице. С моей стороны было для них сделано все, но безрезультатно. Надежда только на Ваше Святейшество. Материал на регистрацию законно оформленный ими представлен давно. Открытие прихода в Большой Михайловке диктуется крайней необходимостью. Помогите!

Вашего Святейшества смиренный послушник

Архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Николай.

16 марта 1950 г".

Бесконечно обширна по своим географическим размерам Казахстанская епархия. Но Владыка, несмотря на преклонные годы и усиливавшуюся с годами слабость и нездоровье, неутомимо, с истинно апостольской ревностью посещает все отдаленнейшие уголки ее, проводя богослужения и утешая верующих своим назидательным словом, всюду вдохновляя людей своей горячей молитвой. Часто при посещении далеких приходов из-за большого стечения народа, который не вмещал в церковь или молитвенный дом, Владыка служил под открытым небом, а народ готов был часами слушать его и неохотно расходился по домам, стараясь каким-либо вопросом продлить свое общение с Владыкой.

В приходы, находящиеся в Джамбульской, Чимкентской, Кзыл-Ординской областях, Владыка ездил поездом. На каждой станции, которые были на пути следования, он выходил на площадку вагона, благословлял собравшихся людей, иногда беседовал с ними во время стоянки поезда.

Были случаи, что пассажиры выражали недовольство тем, что на перрон нельзя было выйти из-за большого скопления народа. А народ, много лет не видевший Архиерея, жаждал хотя бы издали увидеть Владыку и получить его благословение.

На тех станциях, где Владыка сходил с поезда, направляясь посетить местный приход, собиралось часто более тысячи человек. Когда Владыка выходил из вагона, люди вставали на колени и коленопреклоненно приветствовали его. Народ образовывал как бы коридор, который устилали цветами и травой. Проходя по этому живому коридору, Владыка всех благословлял.

На вокзале города Чимкента однажды произошел такой случай. Владыка проходил, благословляя всех, по такому живому коридору. Вдруг из толпы вышла женщина-казашка, упала перед Владыкой на колени, и, с трудом выговаривая русские слова, со слезами произнесла:

— Помолись о мне, о великий, нас совсем забыл Аллах, может быть ваш Бог услышит меня!

Владыка поднял ее с земли, благословил и со слезами прижал к своей груди. Женщина отошла от него, сияющая.

Много было случаев, когда иноверцы обращались к Владыке, прося его благословения, и он никому не отказывал. Как-то его спросили:

— Разве можно благословлять некрещеных?

— Если труждающиеся и обремененные просят помощи Божией, их нельзя отталкивать, — ответил Владыка. — Разве Христос не принял мытаря, разве Он не помиловал хананеянку, разве Он отказал кому-либо, просящему Его милости? Все труждающиеся и обремененные вправе уповать на милость Божию.

Когда Владыка, путешествуя по епархии, подъезжал к Челкару, сердце его билось необыкновенно радостно. Весь перрон и прилегающая к нему местность были заполнены народом, пришедшим встретить того, кто здесь, в этом городке, пережил так много горя и так много радости.

Встреча была особенной. Народ замер в молчании. Владыка тоже ничего не говорил. Все были переполнены радостью — Владыка, что снова встретился со своими пасомыми, которые были так милостивы к нему во время ссылки, а пасомые, — что видят своего Владыку, прибывшего к ним в святительской славе.

Толпа раздвинулась, Владыка двинулся вперед, благословляя всех. После небольшого отдыха, он начал богослужение архиерейским чином там, где во время своего изгнания служил как простой священник. Владыка, с виду спокойный, служил особенно торжественно. Во время совершения Евхаристии слезы текли по его старческим ланитам.

После службы никто не расходился. На улицу вынесли кресло, усадили в него Владыку и он долго разговаривал с народом, со слезами благодаря его за все добро, оказанное ему во дни его уничижения. И люди тоже плакали от радости и просили его святых молитв.

Встретился Владыка и с тем врачом, который выхаживал его, полумертвого, в больнице. Проговорили с ним всю ночь. Рассказывая о поездке в Челкар Владыка не открыл имя этого врача, только сказал, что сколько будет у него сил, столько будет он молиться за этого человека.

К сказанному можно добавить сохранившейся документ — описание второй поездки по епархии, составленное секретарем Епархиального управления протоиереем Анатолием Синициным: