ПРОПОВЕДИ, СЛОВА, ПОУЧЕНИЯ

День святого князя Владимира
Воскресенье 15/28 июля 1957 года, после вечерни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Мы были бы плохими чадами Православной Церкви и плохими потомками наших благочестивых предков, если бы сегодня не отметили своим посильным словом память того, кто привел всех нас к православной вере в Единого Истинного Бога и омыл Святым Крещением. Сегодня вспоминаем мы день блаженной кончины святого равноапостольного князя Владимира, который в 988 году на берегах Днепра в древней нашей столице — городе Киеве окрестил весь русский народ. Мы не будем вдаваться сейчас в подробности этого поистине великого события, вспомним лишь бегло основные черты его.

Владимир получил с детства воинское воспитание под руководством своего отца Святослава и дяди Добрыни в Новгороде, куда направил его отец для того, чтобы ослабить влияние на юного князя его мудрой и уже принявшей христианскую веру бабки Ольги. Ольга убеждала и сына своего Святослава принять христианство, но воинственный князь считал это не совместимым с ратными подвигами. Он окончил свою беспокойную жизнь в битве с врагами.

Получив княжескую власть, Владимир огнем и мечом привел к покорности жившие по соседству с Киевом кочевые племена и свои успехи приписал помощи тех языческих богов, которых тогда почитали наши предки, — Даждьбога, Велеса. Особенно же он любил и почитал бога грома и молнии Перуна. В честь своих побед построил Владимир новых идолов. Из огромной дубовой колоды вытесано было туловище Перуна: голова была сделана из чистого серебра, а усы, которые по обычаю наших предков свешивались вниз, — из золота. И приказал Владимир приносить человеческие жертвы этому идолу по жребию, который бросали на отдельные улицы и дома Киева, где были юноши, девушки или отроки.

Однажды такой жребий пал на отрока Иоанна, сына варяга Феодора. Но они были христиане, и Феодор твердо заявил, что не отдаст сына своего в жертву бесам, как назвал он всех языческих богов. Разъяренная толпа киевлян собралась к дому варяга, построенному на берегу Днепра на высоких сваях (для защиты от весенних разливов реки), и подрубила сваи, так что дом рухнул и похоронил под своими развалинами этих двух мучеников. Когда князю Владимиру сообщили об этом, он задумался и сказал: "Значит, вера этих христиан крепче нашей, раз они готовы идти за нее на верную смерть!" И не велел больше бросать жребий для жертвоприношения Перуну.

Такое колебание князя быстро стало известным народу. И стали приходить к князю представители других вероучений, предлагая ему принять их веру. Первыми пришли, конечно, иудеи. Они рассказали Владимиру о сотворении мира, о Едином Боге, о событиях своей истории. Многое из этого понравилось Владимиру. Но задал он своим собеседникам вопрос, оказавшийся для них роковым: "А где же страна ваша, где государство и тот Иерусалим, о котором вы так много рассказываете?" И должны были сознаться они: "За грехи наших отцов лишил Бог нас отечества, и теперь мы рассеяны по всем странам". И нахмурил грозно свои красивые брови князь: "Так не хотите ли вы, чтобы и на нас разгневался Бог и тоже лишил нас отечества?!"

После иудеев пришли магометане, жившие по берегам Волги "волгаре", затем под давлением наступавших с востока кочевых племен передвинувшиеся постепенно на запад и давшие наименование существующему там и поныне народу — болгарам. Их воинственность была по сердцу князю Владимиру. Магометанская религия обещает всякому правоверному, убитому на войне, — а войны они и ведут ради распространения своей религии, — рай на том свете, где будут всякие блага, и удовольствия, и даже вино... "А разве в этой жизни вы вина не пьете?" — спрашивает Владимир. "Нет. Коран запрещает нам пить вино, — отвечают ему магометане. — Кровь у нас горячая, мы легко можем поссориться, если выпьем, и даже схватиться за оружие..." Не понравилось это киевскому князю. Уже не грозно, а весело посмотрел он на своих собеседников и сказал: "Руси есть веселие пити; не можем без того быти", — и отпустил их восвояси.

Приходили к нему и представители Западной христианской Церкви, тогда еще официально от нашей, Восточной, не отделившейся, но уже во многом изменившей свои древние обычаи под влиянием Римских пап, горделиво считавших себя непогрешимыми в делах веры. Предки Владимира, варяги со Скандинавского полуострова, встречались с лукавыми священнослужителями Западной Церкви, считавшими даже возможным нарушать сознательно клятву. И сказал им Владимир: "Предки наши не принимали вашей веры, и мы ее не примем".

После этого явился к князю греческий священник. Он рассказал о начале и конце мира, об искуплении рода человеческого, о Страшном суде, где в сиянии на правой стороне стоят праведники, а налево от Судии бесы тащат в огонь вечный безобразных грешников. Задумался князь и сказал со вздохом: "Горе тем, кто оказался налево, и как счастливы те, которые будут направо!" Умный проповедник не стал уговаривать князя, а лишь заметил: "Крестись, и окажешься на правой стороне, если будешь исполнять заповеди!" Но еще не решался Владимир сразу принять Православие, хотя и вспоминалась ему мудрая бабка его, княгиня Ольга, которая пожелала принять греческую веру и крестилась в 957 году. Он выбрал десять мудрых и храбрых своих витязей и послал их в другие страны побывать в храмах и познакомиться с богослужением. "Будьте моими ушами и моими глазами!" — сказал Владимир своим посланцам на прощание.

Они пошли и по возвращении явились к князю и сообщили ему свои впечатления. Холодно восприняли они и не поняли богослужения иудейского, магометанского, западнохристианского. Когда же побывали на православном богослужении в храме Святой Софии, Премудрости Божией, в Константинополе, то, как говорили они, не знали, где находились, — на земле или уже на Небе. "Какое прекрасное было пение, какие красивые одеяния у духовенства, как все было торжественно!" — говорили они князю. И добавляли некоторые из них: "Если хочешь ты, князь, менять веру, то прими веру греческую. Вот и бабка твоя, княгиня Ольга, приняла ее, а была она мудрейшая из людей". И уже расположенный к Православию, Владимир, можно сказать, завоевал себе Крещение, двинувшись походом на Византию и потребовав себе после победы руку греческой царевны Анны. "Мы не можем отдать за неверующего варвара нашу сестру-христианку", — отвечали ему греческие цари. "А почему вы думаете, что я не хочу креститься?" — отвечал им Владимир. Ожидал он ответа их в Крыму, близ древнего города Корсуня (Херсонеса), недалеко от исторического порта — Севастополя. Ничего не оставалось грекам, как согласиться и принести в жертву свою царевну ради просвещения Христовой верой целого народа. Ожидая свою невесту в Корсуни, Владимир внезапно ослеп - подобно апостолу Павлу. Прозрел он сразу после своего Крещения, о чем и слышали мы сегодня в церковных песнопениях.

И затем поплыл он на ладьях в Киев и повез туда самую необычайную "добычу": священников, Митрополита для Русской Церкви, святые иконы, богослужебные книги на славянском языке, недавно перед тем переведенные святыми Кириллом и Мефодием, церковную утварь. И когда приехал в Киев, отпустил с честью всех своих многочисленных жен, наградив их отдельными городами и щедрыми подарками, а сыновей от них оставил при себе и всех двенадцать торжественно окрестил в водах Днепра на красивом берегу его, который ныне называется Крещатиком.

Вслед за сыновьями великого князя охотно крестились и воеводы его, и помощники. И когда через некоторое время послал Владимир глашатаев по улицам и переулкам Киева с приглашением: "Кто хочет быть другом князю, приходи завтра креститься!", то берега нашего русского Иордана, реки Днепра, запестрели от толп народа. "Если бы вера греческая была плохая, то не приняли бы ее князь и бояре", — рассуждали киевляне. В одном месте реки стояли мужчины, в другом — женщины, держа на руках младенцев. Священники на берегу читали положенные при Крещении молитвы, и сам князь горячо молился, призывая Бога милостиво призреть на народ его, к Богу пришедший. И после троекратного погружения в воду вышел из Днепра русский народ уже православным и потому князю Владимиру особенно любезным.

Сам он после своего Крещения совершенно изменился. Жестокий прежде, он сделался настолько кротким и любвеобильным, что не решался казнить даже неисправимых преступников, и священники должны были убеждать его сделать это в интересах честных и миролюбивых граждан. Прежние веселые пиры с дружиной своей, во время которых бывали излишества в ястии и питии, заменил теперь князь Владимир пирами совсем другого рода: по воскресным и праздничным дням после Литургии приглашал он к себе на княжеский двор духовенство и сам служил своим гостям. Второй стол был для самого князя с дружиной, а в третьей очереди были самые многочисленные гости — нищая братия. И опять сам князь обходил столы и угощал всех. А для тех больных, которые не имели сил дойти до княжеского двора, грузились подводы с хлебом, рыбой, и даже с обувью и одеждой, и развозили эти подводы княжеские подарки в самые удаленные уголки Киева. Окруженный любовью народа тихо подходил к концу своей жизни мудрый, справедливый и благостный великий князь, не раз совершавший и поездки по Русской земле с апостольской целью — обращения в христианство жителей других городов.

Кончина его произошла в сегодняшний именно день, 15 июля. Но первое время, и даже довольно долгое время, Церковь не считала его святым и не именовала равноапостольным, как сейчас. Причиной этого было его нехристианское житие до Крещения, которое и смущало Церковь. И лишь отдаленный потомок князя Владимира святой Александр Невский много лет спустя получил указание свыше, что Владимир и после кончины своей заботится о судьбе русского народа и ходатайствует за него пред Богом. Это было перед решительным сражением князя Александра со шведами на берегах Невы. В ночь на 15 июля стоявший на часах воин увидел плывшую по Неве ладью, управляемую Ангелами, а находившийся в ней юный князь говорил своему собрату: "Брат Глеб, повели гребцам торопиться, чтобы нам не опоздать оказать помощь брату нашему Александру". "Хорошо, брат Борис", — отвечал тот, и после того видение скрылось. Наблюдавший его воин догадался, что это были святые мученики, князья Борис и Глеб, сыновья Владимира, пострадавшие от своего брата Святополка по прозвищу Окаянный, и теперь по повелению отца, князя Владимира, в день его памяти направлявшиеся на помощь русскому войску. Видение это ободрило и князя Александра, и все его войско. На другой день была одержана блестящая победа над превосходящими силами шведов, в ознаменование которой Александр и получил наименование Невского. Это произошло в 1240 году. Александр Невский и поднял вопрос о причислении князя Владимира к лику святых и о наименовании его равноапостольным, что и было совершено.

В честь 900-летия Крещения Руси (в 1888 году) в Киеве был сооружен знаменитый Владимирский собор, расписанный известными русскими художниками. Величественная статуя святого Владимира с крестом в руках осеняет с высоты Владимирской горки город Киев и доныне.

Его святыми молитвами да сподобимся и мы все, как чада его, достичь Царства Небесного, чтобы вместе с отцом и крестителем нашим прославить Бога всегда и в бесконечные веки. Аминь.

Слово о преподобном Серафиме Саровском
19/1 августа 1957 года

Прекрасно звездное небо, устремляющее мысль нашу к Творцу Вселенной; радостно и светло лазурное небо днем, но краше их обоих духовное Небо, где вместо звезд сияют души праведников, когда-то, подобно нам, живших на земле и великими трудами достигших святости, и изначала пребывающие там Ангелы. Об одном из таких земных Ангелов, сделавшемся и небесным человеком, поведаю я вам сейчас, по возможности в кратких словах. Преподобный Серафим родился в нашем древнем городе Курске от благочестивых родителей — купцов Мошниных, которые занимались подрядами на постройку каменных зданий, особенно церквей. Там до сих пор сохранилась каменная церковь в честь преподобного Сергия Радонежского и Казанской иконы Божией Матери, которую начинал строить отец преподобного Серафима, а заканчивала после смерти отца его мать, умная и энергичная. Теперь там есть и придел в честь преподобного Серафима. С колокольни этой церкви, когда она была еще не достроена, упал в семилетнем возрасте мальчик Прохор — так звали в миру преподобного. Он поднялся туда вместе с матерью, которая пришла посмотреть на работу строителей, и, так как там не было еще перил, упал с большой высоты на землю. Рыдая, сбежала вниз его мать, упрекая себя за невнимательность к мальчику. Она ожидала увидеть лишь обезображенное окровавленное тельце ребенка. Какова же была ее радость, когда она увидела его совершенно невредимым, стоящим на ножках. Он говорил, что как бы крылья выросли у него в момент падения, так что он плавно спустился на землю без малейшего ушиба. И сама мать, и все видевшие это чудо прославили Бога, так явно избавившего мальчика от неминуемой смерти.

В десятилетнем возрасте вновь проявилось милосердие Божие и Царицы Небесной над ним. В летнее время он тяжело заболел. Врачи не могли определить болезнь, лекарства ему не помогали. Однажды утром, когда особенно было ему плохо, сказал он матери: "Мама, сегодня будет у нас Царица Небесная!" Загоревала мать: "Верно, придет Она и унесет с Собою его душеньку!"

В недалеком расстоянии от Курска находилась в обители чтимая чудотворная икона Божией Матери "Курская-Коренная", так как найдена она была при корнях одного дерева. Ее часто приносили в город для посещения больных. Как раз в этот день проносили ее по соседней с домом Мошниных улице, и сильный дождь с грозой заставил крестный ход искать убежища. Так вошли все с иконой во двор Мошниных. Конечно, их с радостью пригласили в дом, и больной Прохор сказал матери: "Вот видишь, мама, и пришла к нам Царица Небесная!" Попросили отслужить у постельки мальчика водосвятный молебен, и к вечеру он совершенно поправился.

Обучался грамоте Прохор у дьячка, как было тогда в обычае. Читал Псалтирь и Часослов, затем жития святых. Мальчик он был смышленый, учение давалось ему легко, и читать он очень любил. Но приходилось ему много времени проводить и в лавке, помогая старшему брату продавать пеньковые веревки, колесную мазь и другие неинтересные для него предметы. Он старался делать все это добросовестно, но мысли и интересы его были далеко...

В возрасте 19 лет он твердо заявил матери, что хочет уйти в монастырь. Она сказала ему: "Ты знаешь, что ни я, ни кто-либо из родных не можем дать тебе в этом деле полезный совет. Сходи в Киев, и кто-нибудь из старцев укажет тебе твой путь жизни".

Он так и сделал: взял на дорогу несколько пар самодельных лаптей и котомочку с продовольствием и отправился пешком в Киево-Печерскую лавру. Поклонившись мощам, почивающим в пещерах, и попросив благословения у этих Божиих угодников на подражание подвигам их монашеского жития, он посетил старца Досифея и получил от него указание идти в Саровскую обитель.

Вернувшись в Курск, Прохор взял Библию, нательный крест, которым благословила его мать, смену одежды и, простившись с родными и друзьями детства, направился опять пешком в пределы Тамбовской уже губернии, где находилась среди дремучих лесов древняя обитель Саровская. Он подходил к вратам ее как раз в тот момент, когда монастырский колокол ударил ко всенощной в канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Прохор вошел туда цветущим юношей и прожил там всю жизнь, скончавшись в возрасте почти 80 лет. Послушания у него были трудные: он пилил и рубил лес, заготовляя дрова для обители, столярничал, работал на пекарне. Затем дали ему более почетное дело — печь просфоры. Так проработал он простым послушником несколько лет. Будучи грамотным, нес он и клиросное послушание. Самый вид этого румяного, всегда приветливого и радостного послушника вливал бодрость в старцев-монахов, когда они изнемогали от усталости во время длинной монастырской всенощной. Взглянет Прохор на них приветливо, улыбнется — и кажется им, что окрепли у них отекшие, одеревеневшие ноги, и слабые старческие голоса с прежней силой могут славить Бога.

Полюбилась Прохору обитель, и не хотел бы он выходить за пределы ее. Но пришлось ему, как и многим другим послушникам, расстаться с ней ненадолго, чтобы идти со сбором средств. Его направили в родной Курск, где он повидался с матерью в последний раз в жизни. Брат помог ему в порученном деле.

Вскоре после возвращения в монастырь совет старцев решил, что созрел Прохор уже для монашеской жизни. Когда человека постригают в монахи, то он как бы рождается вновь: и имя ему дается новое, и сам постригаемый не только не выбирает его, но и не знает наперед. И решили старцы дать Прохору совершенно новое, ангельское имя — Серафим, что в переводе с еврейского значит "пламенный". Эти высшие чины Ангелов отличаются особенно пламенной любовью к Богу, а в Прохоре как раз и можно было видеть такую любовь. Теперь же мы часто даем имя Серафим нашим мальчикам в честь уже преподобного Серафима.

Вскоре после пострижения рукоположили Серафима во иеродиакона. Прекрасно служение диаконское, когда и причащаться можно часто, и принимать участие в богослужении, и в то же время иметь мало ответственности за других.

Сказать вам по секрету, от собственного сердца, я много плакал в тот день, когда предстояло мне расстаться с диаконским орарем, чтобы воспринять высшее служение иерея. Сегодня утром мы как раз рукополагали во диакона уже немолодого и не стремившегося к этому званию дьячка, но по настоятельной просьбе священника того прихода мы это совершили. Однако я боялся бы пожелать не только ему, но и другим знакомым диаконам удостоиться того видения, которого сподобился преподобный Серафим в сане иеродиакона: слишком уж это страшно.

В Великий Четверток во время Литургии, когда диакон, стоя лицом к народу, произносит: "И во веки веков", преподобный Серафим как бы окаменел, не в силах произнести ни слова. Лицо его, устремленное вверх, то бледнело, то краснело, и он не мог сдвинуться с места. Два других диакона взяли его тогда под руки и ввели в алтарь, где он и достоял молча всю Литургию. Причастившись Святых Тайн, он обрел дар речи, но никому тогда не поведал о видении, которое его так поразило. Лишь в конце своей жизни он рассказал его своему духовнику: "Я видел, что свод храма и само небо как бы разверзлись в ту минуту и по воздуху шел Господь Иисус Христос, благословляя направо и налево молившийся народ. Проходя мимо меня, убогого Серафима, и меня благословил. А кругом Него летало множество Ангелов". И добавил Серафим, в своей простоте употребляя образное сравнение: "Они вились, как пчелки, около Господа. Он направился к Своей иконе в Царских вратах и вошел в нее, как в дверь".

Неоднократно являлась преподобному Серафиму и Матерь Божия со святыми апостолами Петром и Иоанном. Так было, когда он тяжело заболел и не было уже надежды на его выздоровление. Пресвятая Дева прикоснулась к больному месту и сказала:

"Любимиче Мой, ты будешь здоров!" И потом, обратясь к сопровождавшим Ее апостолам, добавила, указывая на Серафима:

"Этот — из рода Нашего!" После этого явления он совершенно выздоровел.

Был Серафим рукоположен и в иеромонаха и мог сам уже совершать Литургию. Обычно надевал он при этом белую епитрахиль и белые поручи с синими крестиками — вот как у меня сегодня.

Жизнь в многолюдной обители и посещения многочисленных богомольцев, искавших у него совета и наставления, стали, однако, тяготить старца Серафима, больше всего любившего уединение. Он попросил разрешения у настоятеля удалиться в дальнюю пустыньку, как называл он избушку, срубленную в глухом лесу в нескольких верстах от Саровской обители одним из прежних подвижников. Ему разрешили и даже дали особую грамоту на право проживания в этой избушке.

Там развел преподобный небольшой огородик, изредка приходил в монастырь причащаться Святых Тайн и уносил в пустыньку небольшой запас хлеба и соли. И вел он там один блаженнейшую жизнь. Живописная местность дала ему повод назвать все пригорки и ручейки библейскими именами: была у него и гора Елеонская, с которой вознесся Господь, и гора Сион, на которой стоял храм Иерусалимский, и река Иордан, и поток Кедронский, и гора Голгофа, и гора Фавор, на которой было Преображение Господне. Обладая прекрасной памятью, он на каждом из этих мест мог совершать службу и петь стихиры, к данному событию относящиеся. Библия его всегда была с ним. А в промежутке между такой молитвой заготовлял он себе дрова на зиму или ухаживал за огородиком.

Лесные звери не боялись его и не обижали. Сохранился записанный рассказ одной монахини, соседней с Саровской обителью женской обители Дивеевской (в устройстве которой преподобный Серафим принимал деятельное участие). Она пришла к преподобному с другими сестрами, и сидели они летом вблизи его избушки на бревнышках, а сам отец Серафим сидел на пёнышке, и вели они спасительную беседу. Внутрь своей избушки преподобный не любил никого впускать, а женщин никогда не впускал. Вдруг раздался в лесу треск сучьев и на полянку, где они сидели, вывалился огромный косматый медведь. Сестры испугались, закричали, стали прятаться друг за друга. Преподобный улыбнулся и, обращаясь к медведю так, как будто он мог понимать человеческую речь, сказал: "Что ж это ты, косматый, так напугал моих сирот? (дивеевских монахинь он называл своими сиротами). Ты бы лучше пошел да принес нам чего-нибудь повкуснее, а то угостить мне их нечем". Тот благосклонно заворчал, как будто соглашаясь, и исчез в лесу. Незаметно прошло в беседе время, и монахини уже позабыли о медведе, как вдруг снова раздался в лесу треск и тот же медведь появился, неся осторожно в зубах кусок сотового меда, и положил его перед преподобным. Ведь слово "медведь" показывает, что это такой зверь, который ведает, где находится мед, и на этот раз мишка оправдал свое наименование. Он получил в награду краюшку хлеба с солью — вы ведь сами знаете, что все животные — и дикие, и домашние — любят соль.

Так жил преподобный в своем лесном уединении, как в раю. Ведь до грехопадения человека животные не нападали на него и, были в мире между собою, питаясь растительной пищей, так что лань безбоязненно паслась рядом со львом и ягненок лежал рядом с волком.

Враг рода человеческого — диавол не мог стерпеть такой святой жизни и подучил злых людей, даже и не разбойников, а просто опустившихся мужичков, напасть на преподобного Серафима. Когда он однажды рубил дрова себе на зиму, вдруг вышли из лесу три человека, которые стали угрожать ему и требовать денег. "Говори, старик, где у тебя спрятаны деньги? К тебе народ ходит, приносит тебе подаяние!" Напрасно убеждал он их, что у него ничего нет, — они напали на него и стали избивать. Преподобный был еще не стар и имел большую физическую силу. Если бы он захотел, то с топором в руках легко одолел бы троих, вооруженных только палками. Но он прежде всего отбросил топор в сторону, чтобы не было искушения обороняться. Его же топором стали злодеи бить его по спине и по голове, бросили на землю, топтали ногами и прошибли голову. После того бросились в избушку искать денег, но, не найдя там ничего, кроме Библии и иконы Божией Матери "Умиление", которую особенно любил преподобный Серафим и перед которой скончался, исчезли со страшными ругательствами, оставив истекавшего кровью старца едва живым на траве. Так пролежал он довольно долгое время. Наконец ползком, оставляя за собой кровавый след, добрался до ворот монастыря и пролежал около них всю ночь, не имея сил подняться и постучать. Только утром привратник нашел его в таком тяжелом состоянии и созвал монахов, которые и перенесли его в монастырскую больницу. Долго лежал в ней преподобный и хотя и поправился, но на всю жизнь остался согбенным, так как злодеи переломили ему спинной хребет. После этого случая ему уже не разрешали жить в дальней пустыньке, и он или жил в монастыре, или уходил недалеко от него в ближнюю пустыньку. Не может укрыться город, стоящий наверху горы. Такой великий молитвенник, каким был преподобный Серафим, не мог избежать известности, и к нему стали приходить за советом и молитвенной помощью и ближние и дальние. Никто не уходил "тощ" от него — всех умел он и утешить, и успокоить, и подать каждому добрый совет. Иной раз обращались к нему и за разрешением житейских вопросов. Так, однажды пришла к нему птичница, у которой была очень строгая госпожа, и поведала свое горе: не жили у нее индюшата, гибли, а барыня не только бранила ее за это, но по субботам велела наказывать ее на конюшне розгами... "Чем мне их кормить, индюшат-то, чтобы не дохли? Посоветуй, батюшка!" И отец Серафим дал ей ответ, как кормить индюшат. Через недели две приходит та же птичница радостная, веселая поблагодарить батюшку Серафима, что научил ее; индюшата больше не дохнут, и барыня довольна, и сама птичница. "У каждого свои индюшата", — с доброй улыбкой говорил преподобный Серафим тем друзьям своим, которые, щадя его силы, убеждали допускать к себе поменьше народа.

Монастырское начальство тоже было недовольно скоплением народа около кельи старца, и тогда он прекратил прием и принял на себя подвиг молчальничества: заперся у себя в келье и всю неделю не выходил из нее, приходя лишь в субботу вечером и воскресенье утром в храм для причащения Святых Тайн. Если ему нужно было что-либо, то он лишь знаками показывал: клал на полочку перед небольшим оконцем в двери (бывшие в заключении хорошо знают такой "волчок" или "глазок") или корочку хлеба, или щепотку соли, или капустный листок, и все понимали, что этот продукт у него иссяк, и приносили и ставили на ту же полочку пополнение. Через несколько лет такого затворничества явилась преподобному Божия Матерь и повелела выйти из затвора и снова открыть двери своей кельи для народа.

В одном из соседних монастырей не было игумена, и оттуда обратились в Саров, прося направить им батюшку Серафима. Он отклонил это предложение, считая это искушением. Но затем стал немного сожалеть об этом. Желая же себя наказать за такие, как он считал, помыслы гордости, он наложил на себя с разрешения духовника очень тяжелый подвиг столпничества. Он выбрал в лесу большой плоский камень, повесил недалеко от него на сосенке свою любимую икону Божией Матери и, стоя на коленях на камне с воздетыми руками, молился целыми часами, так что в общей сложности простоял он на этом камне 1000 дней и 1000 ночей. В зимнее время принес он камень поменьше в сени своей кельи и молился на нем.

С годами силы медленно оставляли блаженного старца, но он до конца не ослаблял своих подвигов. Говаривал он, что кончина его откроется пожаром, а много лет спустя будет в Сарове "среди лета Пасха" с трезвоном всех колоколов. Так и произошло в действительности. Наступило 1 января 1833 года. Преподобный был в храме, причастился Святых Тайн, побеседовал с братией, а затем заперся в своей келье. Вечером соседи слышали, как пел он пасхальный канон около дубового гроба-колоды, им собственноручно изготовленного, в который он и ложился иногда, представляя себе, как будет спать сном смертным.

Когда был жив приснопамятный наш дорогой Владыка митрополит Николай, то он в день преподобного Серафима приносил сюда келейную свою икону, в которую вделаны два предмета, связывающие нас с преподобным: кусочек этого самого дубового гроба и два кусочка камня, на котором он стоял в лесу.

Утром монах, "будильник Павел", обходивший кельи с возгласом: "Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!" — и ожидавший ответного возгласа "Аминь", долго стучал в дверь преподобного Серафима, не получая ответа. Его стало это беспокоить, тем более что около двери пахло дымом. Он созвал соседей и без особого труда они, просунув нож, приподняли крючок и вошли в сенцы, откуда повалил густой дым. Оказалось, что одна из зажженных свечек упала на штуку холста, принесенную кем-то из богомольцев, и холст стал тлеть, распространяя удушливый запах. Вошли в саму келью и увидели преподобного, стоящего на коленях со сложенными на груди руками перед своей любимой иконой Божией Матери. Лицо его было бледно, но спокойно, так что в первую минуту подумали, что он заснул на молитве от усталости. Стали звать его, трясти за плечо — и тогда только убедились, что душа его отлетела ко Господу. Его похоронили в дубовом гробу при огромном стечении народа.

Он часто говаривал при жизни своим духовным чадам: "Радость моя! Если будет у тебя какое-либо горе, а может быть, изредка и радость, приходи ко мне на могилку и расскажи мне все, как живому, а я, если получу благодать от Бога, помолюсь о тебе!" Так и стали поступать люди и вскоре заметили, что после молитвы на могилке преподобного Серафима болезни исцеляются и горести растворяются. Стали вести запись этих чудес, и через 70 лет, но уже летом, 19 июля 1903 года, было в Сарове великое торжество открытия мощей преподобного Серафима. Съехалось около 200 тысяч человек, и среди них члены царской фамилии. Звонили все колокола, и была "среди лета Пасха", по предсказанию преподобного.

При этом совершилось много чудес. Один диакон охрип в самый день торжества и был в большом огорчении. Саровские старцы посоветовали ему искупаться в ледяном источнике преподобного Серафима, после чего голос к нему вернулся и он смог служить. Исцелялись слепые и хромые, и все прославляли Бога и Его угодника Серафима. Его святыми молитвами да сохранит нас всех Господь на будущее время в мире и единодушии. Аминь.

Слово о святителе Тихоне Задонском
Воскресенье 12/25 августа 1957 года, после вечерни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Завтра, 13 августа по церковному календарю, Православная Церковь празднует отдание праздника Преображения. И завтра же Русская Православная Церковь чтит угодника Божия Тихона, епископа Воронежского, Задонского чудотворца. Хочется вознестись душой к светлому облику души его.

Среди просторов Новгородской области в бедной семье дьячка родился мальчик Тимофей, которому жизнь, казалось, не обещала впереди не только высокого, но и вообще заметного положения. Отец его рано умер, многочисленная семья стала бедствовать. Старший брат сделался псаломщиком, второй — сапожником, сестры вышли замуж, о самом младшем брате не осталось никаких сведений.

Маленький Тимоша с раннего детства проявил способности к чтению и пению и своим тонким голоском подпевал на клиросе. А когда отец умер, мать чуть было не отдала Тимошу одному соседнему ямщику, которому понравился мальчик и который захотел воспитать себе из него помощника. Но запротестовал старший брат и сказал, что возьмет на себя расходы по воспитанию Тимоши и определит его в школу, как способного к учению.

Поместили его сперва в архиерейскую школу в Новгороде. В прежнее время при всяком архиерейском доме была не только своя домовая церковь, но и школа при ней для детей священнослужителей. Этим наши Владыки оказывали услугу и государству, которое не могло тогда создать достаточно широкую сеть учебных заведений. Ходить в школу мальчику надо было издалека, обуви и одежды хорошей у него не было. Зимой и летом шел он в самодельных лаптях и, придя на архиерейский двор, снимал их, обчищал и вешал где-нибудь в уголочке, обуваясь в ботинки. Дети более состоятельных родителей смеялись над ним, дразнили его. Один из них, сын богатого соборного протоиерея, даже позволял себе такую грубую и нехорошую шутку: он брал лапоть за веревочку, раскачивал его перед Тимошей, изображая кадило, и возглашал те слова, которыми протодиакон приветствует архиерея. Это оказалось как бы пророчеством.

Учился Тимофей отлично, и по окончании школы его сразу приняли в Новгородскую Духовную семинарию. Ее он окончил первым учеником и сразу был сделан преподавателем. Затем, постриженный в монашество, был назначен там инспектором, а позже переведен ректором в Тверскую семинарию.

И тут и там вел он жизнь подвижническую, уделяя много времени писанию своих многочисленных сочинений. Те, кто имел счастье посетить наш древний русский город Новгород и побывать в здании семинарии, могли видеть там и келью иеромонаха Тихона (как назвали при пострижении Тимофея), которая была сохранена неприкосновенной. Я лично видел там и черновик рукописи его, хранящийся под стеклом, и лист, переписанный набело, с замечательным заглавием: "Духовное сокровище, от мира собираемое", и пачку гусиных перьев, которыми тогда писали, и перочинный ножик для их очистки, и песочницу с мельчайшим песком, которая заменяла тогда клякспапир (промокательную бумагу). В то время в России уже не существовало Патриаршества, отмененного Петром I. Церковь управлялась собранием епископов — Синодом, заседавшим в Петербурге. И до Синода дошла весть о замечательном монахе, тогда уже архимандрите Тихоне, прекрасном проповеднике, духовном писателе, добром церковном администраторе. Возникла мысль рукоположить его во епископа. Но многие сомневались, не слишком ли он молод для этого. Однако большинство все же склонилось к рукоположению. Сперва сделали его епископом Кексгольмским и Ладожским, затем дали и самостоятельную кафедру в Воронеже.

Стоит упомянуть о трогательном случае во время первой его архиерейской службы, когда он приехал как викарный епископ в Новгород, где его много лет знали сперва учеником семинарии, потом как преподавателя в ней. Бывшие его товарищи по учению тоже оказались здесь. Торжественная встреча, а протодиакон с кадилом в руках не может скрыть набегающих слез. В чем дело? А это, оказывается, тот самый озорной школьник, который когда-то издевался над маленьким Тимошей и "кадил" ему лаптем. Учение не давалось ему, и не мог он выслужиться выше протодиакона. И теперь в ужасе: не будет ли мстить ему новый архиерей? Ведь он может отправить его в маленький городок, даже удалить за пределы епархии. Но Владыка узнает его и со слезами радости заключает школьного товарища в свои объятия. Лед сломан — и ни о какой мести за детские шалости не может быть и речи.

Не ошиблись члены Синода, что сделали Тихона епископом. Еще молодой, полный энергии, он горячо принялся за дела епархии Воронежской. И в городе Воронеже, и в области той существовало еще много языческих обычаев — игрищ и гульбищ, с которыми пришлось ему бороться и которые удалось искоренить. Много сил положил он на то, чтобы поднять умственный и нравственный уровень духовенства, которое было и малограмотно, и корыстно, и склонно к винопитию. Тихон устроил Духовную семинарию и очень заботился о воспитанниках ее, постоянно рассылал духовенству свои увещания и наставления, объезжал самые дальние уголки своей епархии.

В некоторых монастырях появились жалобы на то, что плохо кормят. Приехал один раз в такой монастырь епископ Тихон и спрашивает: "Что должны вы читать сегодня во время трапезы?" Ему отвечают: житие такого-то святого. "Прочтете завтра! А сейчас принесите мне чин пострижения в монашество". И читает сам святитель вслух о том, какие обеты даются при пострижении. "Почто пришел еси, брате, и припадаеши к жертвеннику и дружине сей желаю жития постническаго! — Так как же вы после этого, добровольно придя сюда для поста и молитвы, можете жаловаться на то, что щи не вкусны, и грибы недоварены, и каша недосолена?! Так ли жили и спасались древние подвижники?!"

Труды и бессонные ночи, в течение которых епископ Тихон писал свои сочинения, за которые прозван русским Златоустом, подорвали некрепкое здоровье его, и он стал проситься на покой. Ему разрешили поселиться в тихой Задонской обители. И он жил там скромно и незаметно на свои четыреста рублей пенсии в год, большую часть которой раздавал неимущим. Стоял он в храме на клиросе, помогал петь и читать и ежедневно причащался Святых Тайн в монашеской мантии и малом омофоре, не подавляя никого величием своего епископского сана. Много писал сочинений и здесь. А когда стал чувствовать приближение смерти, то сам выбрал около церковной паперти большой камень на дороге в храм и завещал похоронить себя в простой монашеской мантии под ним, чтобы всякий идущий в церковь наступил на то место, где будет лежать тело его. Написал и завещание, в котором указал, что денег и ценных вещей у него нет, а имеющиеся полушубок и валенки оставляет он своему келейнику. Сам он при жизни и штопал одежду свою, и чинил сапоги. Прожил он недолго — всего до 59 лет.

Когда скончался епископ Тихон, все же не исполнили его желания и не похоронили под тем камнем, где он хотел, а выбрали место около алтаря. Отпевавший его Преосвященный Владыка привез с собой и митру, и полное архиерейское облачение, в котором и похоронили почившего.

То же самое имя — Тихон — носил и первый наш Патриарх после восстановления патриаршества в 1917 году, через 210 лет после упразднения его Петром I. Собравшиеся в большом числе иерархи Русской Православной Церкви в Москве наметили трех кандидатов в Патриархи: мудрейшего из всех тогдашних русских святителей Антония, архиепископа Харьковского, твердейшего Арсения, архиепископа Новгородского, и тишайшего Тихона, митрополита Московского. И, вспомнив, как бросали апостолы жребий для пополнения их числа до двенадцати, и Поместный Собор Русской Церкви решил не выбирать из них достойнейшего голосованием, а положиться на волю Божию путем жребия. Была принесена Владимирская икона Божией Матери, и три имени, написанные на листочках пергамента, свернутых в трубочки, были опущены в ящичек, скрепленный печатью и оставленный на всю ночь около этой иконы. А на другой день, после торжественной Литургии и молебна, старец-молчальник иеросхимонах Алексий из Зосимовой пустыни, которого знал и наш Владыка Алексий* и в честь его небесного покровителя получил и свое монашеское имя, перекрестясь, взял ножницы, перекрестясь, разрезал шелковый шнурок с печатью и, перекрестясь снова, вынул из ящичка один из листочков пергамента. И он, говоривший всего два слова в год: "Христос Воскресе!" — в пасхальную ночь, теперь произнес целую длинную фразу: "Божия воля повелевает по молитвам Пресвятой Богородицы быть Патриархом Московским и всея Руси Преосвященному Тихону, митрополиту Московскому". И раздался и прокатился по всему храму тысячеголосый возглас: "Аксиос! Аксиос! Аксиос!", что означает "Достоин!". Так Господь решил, что должен был управлять нашей Церковью тогда не мудрейший и не твердейший, а "тишайший", самое имя которого говорит, что тихон. И он управлял кротко и мудро и справедливо и провел церковный корабль в трудное время нестроений церковных и гражданских и оставил нам его в наследие, завещав своим примером и веру крепкую, и надежду неувядающую, а паче всего — всепрощающую и всеобъемлющую любовь. Аминь.

Слово о святителе Ростовском Димитрии
Воскресенье 23 сентября / 6 октября 1957 года, после вечерни и акафиста

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Когда некоторые обращаются к своему отцу духовному или руководителю с вопросом, что бы им почитать, и имеют при этом в виду такую прекрасную, но трудно усвояемую для начала пищу, как Добротолюбие и другие писания святых отцов, то мы обычно им отвечаем: "Друг мой, эта духовная пища годится для взрослых, а ты, едва вступающий на этот путь, уподобляешься пока младенцу, которого следует кормить сперва одним молоком, потом кашей и затем уже, когда появятся у него зубы и весь он достаточно разовьется духовно и телесно, можно понемногу приучать его и к твердой пище, которой обычно питаются взрослые". Для начинающих (а все мы, собственно, являемся таковыми) прекрасным чтением являются жития святых, которые показывают, как "подобострастные нам" люди, жившие на земле и из земли сотворенные, поднялись на Небо и удостоились вечной блаженной жизни. Необходимо прочитать житие того святого, имя которого мы носим и покровительству которого мы поручены при Святом Крещении, чтобы быть в состоянии сознательно подражать ему.

Иногда приходится слышать неразумные слова родителей: "Что это моя дочь часто в церковь ходит, посты соблюдает, как будто хочет святой сделаться!" Да, это наша первая обязанность — стремиться к святости, без которой не будет у нас ни вечной жизни, ни радостного существования на земле, когда силой веры и любви преодолеваются неизбежные трудности и огорчения не только свои, но и окружающих. Неужели лучше, чтобы юноша или девушка интересовались только кино и стремились только к тому, чтобы в довольстве прожить собственную жизнь?! Говорят еще иногда и так: "Это святые могли и молиться, и поститься, и ночи не спать, и все свое раздавать, а мы — люди грешные, и время теперь совсем не то, нам с них пример нельзя брать!" Конечно, это совершенно неправильно. В самых различных обстоятельствах и во все времена, как показывают Жития святых, находились люди, которые с помощью Божией укрепляли свой дух и достигали святости или за то, что пострадали, проливая кровь свою за Христа, или мирной кончиной завершая подвиг своего жизненного пути от земли на Небо.

Особенно должны мы благодарить святителя Димитрия Ростовского за то, что составил он Жития святых, в каждый день года Церковью почитаемых, так называемые Четий Минеи, то есть "Месячные чтения". Наши предки чрезвычайно любили эти книги. Вы помните, что и незабвенный наш дорогой Владыка митрополит Николай часто читал нам эти сказания с этого святого места. Любит слушать их и тот, старенький уже друг мой, любитель книг духовных, которого я вижу стоящим невдалеке, и мне хочется сегодня прочесть житие самого святителя Димитрия Ростовского, после его смерти и прославления составленное и в Четий Минеи включенное. При этом будем перемежать чтение рассказом о нем.

Святитель Димитрий родился в семье сотника на Украине. Родители его были люди благочестивые и сердечные. Осталось у нас слово самого святителя, посвященное его матери по случаю ее кончины. Видите, как трогательно надеется он на милость Божию к ней, скончавшейся в Великий Пяток в тот час, когда и Сам Господь испустил на Кресте последний вздох Свой и ввел благоразумного разбойника в рай.

Родители отдали мальчика в Братскую Киевскую школу, которая впоследствии была преобразована в Духовную академию. Учился он отлично, способности имел большие, и особенно успевал в риторике, то есть в науке правильно и красиво излагать свои мысли, что очень важно для проповедника; умел и сочинять стихи. С раннего детства имел он склонность к монашеской жизни, хотя отец его был светским и даже военным человеком. Воспитание в прекрасном Духовном училище, из которого вышло так много замечательных церковных деятелей, еще укрепило эту склонность, и юноша Даниил постригся в монашество с именем Димитрий. В сане иеродиакона пребывал он в монастыре Троицком Кирилловском, вблизи Киева, и обратил на себя внимание Черниговского Преосвященного Владыки Лазаря (Барановича), который вызвал его к себе и рукоположил во иеромонаха, а вскоре сделал его проповедником в Чернигове. Это было как раз в такое время, когда служители Церкви получили право свободно произносить проповеди. До того батюшки должны были заранее свою проповедь составить и читать ее по записке. Но живое слово всегда лучше действует на слушателей, если умеет проповедник откликнуться на те события и настроения, которые только что им обнаружены. Димитрий говорил прекрасные проповеди как в самом Чернигове, так и в других городах той епархии, а затем переселился в Слуцк, в Братский Преображенский монастырь, тоже трудясь как проповедник (тогда была даже такая особая церковная должность).

Архиереи киевские и черниговские готовы были оспаривать друг у друга этого проповедника слова Божия, и в сане игумена Димитрий переезжал из одной обители в другую. При поставлении его во игумена Владыка Лазарь (Баранович) как бы пророчески предсказал ему и хиротонию во епископа словами: "Да благословит [Здесь: сподобит. — Ред.] вас Господь Бог не только игуменства, но по имени Димитрия желаю вам митры: Димитрий да получит митру!" (то есть сан архимандрита). Однако управление монастырем было менее свойственно Димитрию, чем уединенное житие и научная деятельность. Он получил разрешение удалиться в Киево-Печерскую лавру, архимандрит которой Варлаам поручил ему затем собрать имевшиеся уже жития святых и, исправив их, составить сборник. Святитель Димитрий трудился над этим 20 лет, и настолько усердно, что сами святые, коих житие он описывал, не гнушались ему помогать и дополнять написанное. Так, имеется свидетельство самого святителя о явлении ему святого мученика Ореста, что я вам сейчас и прочитаю [читает].

По написании первого тома, содержащего жития за сентябрь, октябрь и ноябрь (год начинался тогда с сентября), сам Димитрий следил и за напечатанием его в типографии Киево-Печерской лавры. Это было во время царствования Петра и Иоанна Алексеевичей. Патриарх Иоаким по ознакомлении с трудом святителя Димитрия и с ним лично благословил его продолжать это дело, что он и совершал с большим рвением и усердием. Петр Великий захотел возвысить такого просвещенного и трудолюбивого пастыря, и Димитрий был из архимандрита сразу рукоположен в митрополита Тобольского и Сибирского. Однако не успел он еще отправиться на эту далекую окраину, как тяжело заболел, и лекари решили, что климат Сибири будет для него слишком суровым и путешествие туда для здоровья его опасным. Через некоторое время скончался Преосвященный Иоасаф, митрополит Ростовский и Ярославский, и святитель Димитрий занял его кафедру. Приехав в Ростов, он прежде всего направился в монастырь святого Иакова, чтимого там первого епископа Ростовского, и, войдя в собор, выбрал в углу место для погребения своего тела и сказал бывшим с ним: "Се покой мой, зде вселюся вовек века" — слова, которые любил повторять и незабвенный наш учитель митрополит Николай в отношении нашего города.

В Ростове открыл святитель Димитрий Духовное училище для сыновей священнослужителей, чтобы подготовить достойных и образованных пастырей Церкви, и сам уделял воспитанникам много внимания и времени. Из них же составил он и свой архиерейский хор и обучил их не только богослужебному пению, но и исполнению тех кантат и виршей на духовные темы, которые сам сочинял.

Много сил положил он также на борьбу с раскольниками, которых было много в его епархии. Тщательно ознакомившись с их учением, он написал и издал книгу "Розыск о раскольнической Брынской вере", которая долгое время являлась очень полезным пособием при обращении раскольников в Православие. В Ростове же закончил святитель Димитрий свой основной труд — Жития святых.

Ездил он и по своей епархии, особенно часто посещал Ярославль. Однажды произошел там с ним такой любопытный случай, им самим описанный [читает]. Чтобы вы не удивлялись, что люди эти сомневались в спасении своей души, если по повелению царя Петра обреют свои бороды, следует сказать, что некоторые предки наши усматривали "образ Божий" в лице человека, а "подобие Божие" — в бороде, почему и предпочитали смерть брадобритию. Святитель же постарался разъяснить им, что и образ, и подобие Божие заключаются не в лице и бороде, а в душе человеческой.

Большую дружбу имел святитель Димитрий с Преосвященным Стефаном, митрополитом Рязанским. И уговорились они между собою: когда один из них умрет, другой будет его отпевать. Так и произошло, и митрополит Стефан приехал на погребение скончавшегося митрополита Димитрия.

За несколько дней до кончины его стало известно, что в Ростов прибудет из Ярославля Толгская икона Божией Матери и на поклонение ей — из Москвы царица Параскева Феодоровна, вдова царя Иоанна Алексеевича, с дочерьми. Владыка сделал распоряжение о приеме их, но при этом заметил, что сам он уже их не увидит... В день своего Ангела, 26 октября, он, уже совсем больной, отслужил последнюю Литургию, но проповеди сказать сам уже не мог, а поручил прочитать ее по тетради одному из певчих. На другой день он чувствовал себя еще хуже; вечером велел призвать к себе певчих, и они исполняли ему в келье любимые его, им самим составленные духовные песни, а он слушал их стоя около натопленной печи. По окончании пения всех их благословил и отпустил, за исключением одного, самого любимого певчего и келейника. Побеседовав с ним наедине, отпустил и его, причем проводил, поблагодарил его за труды его и помощь и поклонился ему почти до земли, а певчий со слезами сказал: "Мне ли, последнейшему рабу, Владыко святый, так кланяешься?" На что он опять сказал: "Благодарю тебя, чадо" — и вернулся в келью. Утром вошедшие прислужники нашли святителя стоящим на коленях, скончавшимся во время своей молитвы. Это произошло в ночь на 28 октября. Тело святителя Димитрия было погребено по его желанию в Иаковлевском монастыре. Лет жития его было всего 58.

Через 42 года по его преставлении при ремонте храма были обнаружены нетленные мощи святителя, и даже одежды его не пострадали, гроб же дал трещину, так как на него обрушилась подгнившая балка пола. Господь прославил Своего угодника и многочисленными исцелениями, происшедшими около его святых мощей.

Господу нашему слава, честь и держава! Аминь.

Слово в день памяти митрополита Алма-Атинского Николая

12/25 октября 1957 года в нижнем храме

после освящения там престола и заупокойной Литургии

в день кончины владыки Николая, прославленного ныне

в лике новомученников и исповедников Российских

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Возлюбленные отцы, братие и сестры! Сегодня — вторая годовщина кончины незабвенного отца нашего приснопамятного Владыки митрополита Николая. Его праведная душа тихо отошла ко Господу в те минуты, когда раздавался в храме нашем мерный благовест к вечерней службе в нижней церкви, им созданной, где и мы сегодня только что служили, освящая вновь ее престол и на нем же совершая заупокойную Божественную Литургию в память создателя нашей "Гефсимании", как любил говорить о нижнем храме сам Владыка.

А родился он тоже под ликующий звон колоколов в первый день Святой Пасхи, 80 лет тому назад совпадавшей с днем его рождения.

И между этими двумя совпадениями прошла вся его жизнь, которую он всецело посвятил служению Богу. И, как благозвучный колокол-благовестник, он и словом, и делом, и живым примером своим благовестил людям день ото дня спасение Бога нашего.

Вот почему не увядает у нас память о нем и с годами растет наша любовь к нему. И хотя прошло уже два года, как нет его с нами, но дух его витает между нами, особенно когда мы творим о нем молитву, как это было и вчера и сегодня.

О, как бы мы хотели иметь уверенность, что слышит он наши молитвы и чувствует неугасающую нашу любовь! Ведь сколько раз он говорил и с церковного амвона, и в последние дни своей жизни на ложе болезни, что всегда молится о том, чтобы не разлучаться с паствой своей ни в сем веке, ни в будущем. И когда, как ему казалось, особенно удавалось ему устроить и наладить наше общенародное пение или хорошо пели наши певчие за службой, он восклицал: "Да даст нам всем Господь так же согласно славить Его имя и в жизни вечной!" И говорил еще при том, ссылаясь на святых отцов и на житийные сказания, что это желанное общение с любимыми и близкими за гробом надлежит нам заслужить достойной жизнью на земле... Таково его нам духовное завещание.

И правда, чем больше пастыри наши подражают почившему Владыке в его ревности ко храму и службам церковным, его усердию в проповеди слова Божия, его простоте жизни и отеческой доступности для всех, его вниманию и к малым сим братиям нашим, тем больше любит их самих народ.

Но пусть всеобъемлющая любовь почившего Владыки и готова нам простить по нужде бываемые небольшие отступления от его личной церковной практики в некоторых случаях — в порядке или убавления, или прибавления в чем-либо касающемся обихода богослужебного — мы этим не хотим и не можем злоупотреблять по своему хотению, почитая память Владыки.

Однако есть область церковной жизни, где, нарушая заветы Владыки, или даже только забывая о них, мы горько обижаем почившего старца и всеобщего отца нашего. Это когда мы не следуем примеру его миролюбия и в среде своей, как пастырей, так и пасомых, не храним вожделенный всем людям мир, над устроением которого на земле сейчас заботливо трудится все человечество, когда все люди — и верующие, и неверующие — готовы повторять с молитвой и прошением воспетое Ангелами в рождественскую ночь моление-пожелание: "На земли мир, в человецех благоволение".

Без всякого преувеличения можем мы сказать о Владыке, что был он великим миролюбцем и миротворцем, радуясь совершенной радостью, когда ему удавалось примирить враждующих или погасить назревающую ссору или недоразумение.

Мы знаем, что при всей своей тихости и миролюбивости мог он и стойко побороться за правду церковную, не поступаясь высшими ее основоположениями, и даже во дни притеснения Церкви безбоязненно высказывал осуждение в адрес раздирателей нешвенного хитона Христова и отступников от отеческих преданий.

Мы чтили в почившем Владыке истинного доброго пастыря, душу свою полагавшего за овцы своя и учившего столько же словом, сколько и примером своей жизни. И никогда не погрешим, но многое, многое приобретем, если будем подражать ему в его жизни, как и апостол Павел учит подражать наставникам своим в вере их, взирая на подвиг их.

Величайшим утешением для приснопамятного нашего Владыки будет, если мы — и пастыри, и пасомые — будем жить в мире, твердо стоять в вере, блюсти Устав и Предание Святой Церкви и учительных отцов ее. Это будет истинная духовная тризна по почившем, и не только в памятные дни, как день его кончины или Ангела, но и на всю нашу жизнь и работу при сем храме, носящем имя его святого.

Конечно, прежде всего при воспоминании о Владыке восстает его образ — образ неустанного молитвенника за всех и за вся. Ему был дан и дивный дар молитвенных слез при совершении Божественной службы, как и преподобному отцу Ефрему Сирину, слово коего "На кончину епископа" мы слышали вчера за парастасом.

Последними словами этого самого поучения и я закончу свое слово. Вы сами увидите, сколь многое из лучших черт жизни и облика почившего Владыки отражается в словах преподобного Ефрема: и его молитвенный подвиг, и его заботы о спасении паствы, и желание с нею встретиться в будущей жизни.

Вот эти слова: "Молитва твоя да осеняет паству твою. Молись о спасении ее. И этот сонм, который празднует здесь память твою, да приимет благословение молитв твоих, да возвеселится некогда вместе с тобою в Небесном Чертоге и да возвеличит Того, Кто избрал тебя! Аминь.

Слово после Литургии и панихиды
по отцу Иоанну Кронштадтскому
и молебна святому Иоанну Рыльскому

Пятница 19 октября/1 ноября 1957 года

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В 1829 году в этот день в семье бедного причетника сельской церкви в Архангельской губернии родился мальчик, настолько слабый, что его окрестили в виде исключения на дому в тот же день и нарекли ему имя Иоанн — в честь святого Иоанна Рыльского, в тот день празднуемого. Этот святой очень почитается в Болгарии, а так как наша Православная Церковь всегда была в дружбе с Церковью Болгарской, то и у нас почитание этого святого началось с первых веков нашего христианского существования. Беспокоились родители за ребенка — несостоятельные, необразованные, но чадолюбивые; молили Бога, чтобы укрепил Он здоровье дитяти и не призывал его к Себе так рано. И этот ребенок вырос, дожил до 80 лет и многим людям сам вымолил у Бога здоровье и продолжение жизни. В течение 53 лет был он священником в одном и том же приходе, в соборе города Кронштадта, около Петрограда. Многих великих даров сподобился он у Бога: и дара милосердия, и прозорливости, и чудотворений — в силу своей горячей дерзновенной молитвы.

Исцелял он многих даже заочно. В Актюбинске проживает уже глубокий старец отец Сергий. Когда он был студентом Рязанской Духовной семинарии, то тяжело заболел, и врачи отказались лечить его, как безнадежного больного. Но ректор семинарии, большой почитатель отца Иоанна Кронштадтского, послал ему телеграмму с просьбой помолиться о тяжело болящем воспитаннике Сергии. Ответ пришел тоже телеграфный (отец Сергий до сих пор хранит эту пожелтевшую от времени телеграмму), — ответ ясный, несомненный и даже дерзновенный: "Молюсь, будет жив". Таких случаев сотни, мне не хватило бы времени перечислять их, много их уже собрано и записано.

О прозорливости его говорит хотя бы такой случай. Дает он крест после литургии. К нему подходит богато одетая женщина, по виду купчиха: на ней бархатная ротонда, меховой воротник. Она передает отцу Иоанну пакетик и, подобно древним фарисеям, самодовольно улыбается щедрости своего дара, но в то же время ревниво следит за судьбой этого пакетика. Отец Иоанн дает ей крест поцеловать, благословляет, но подарок ее немедленно передает следующей богомолке, подходящей ко кресту, — бедно одетой женщине с измученным, бледным лицом... Купчиха не выдерживает, хватает отца Иоанна за рукав его рясы и восклицает: "Батюшка! Что же вы сделали?! Ведь там было три тысячи!" "Знаю, милая, знаю, — ласково говорит отец Иоанн. — Но вот поговори с этой женщиной, и ты узнаешь, сколько ей денег нужно..." Из беседы выясняется, что муж этой бедно одетой женщины служил казначеем в одном учреждении и попал в беду: его оклеветали, устроили внезапно ревизию и не хватает ровно трех тысяч, но он не виноват. Если не внесет он этих денег, то опишут все имущество этой семьи.

Известность отца Иоанна была так велика, что вся Россия знала о нем, и слово его проникало и в богатые дома, и в бедные лачуги. Фамилию его (Сергиев) давно забыли, но именование Кронштадтский было известно всем. Милосердие к бедным было у него таково, что, уже будучи священником, он иногда возвращался домой босиком, сняв с себя обувь, чтобы отдать ее по дороге кому-либо неимущему. Это вызывало удивление и даже некоторое женское негодование его супруги Елисаветы. Но чье сердце могло бы долго противиться такой всеобъемлющей любви? На похоронах его говоривший надгробное слово протоиерей философ Орнатский, настоятель Казанского собора в Петрограде, между прочим сказал: "Мы не знаем, будет ли причислен к лику святых отец Иоанн — это покажет будущее. Но напомним, что монаха, устроившего два монастыря, в древности благодарная Церковь причисляла к лику святых, а отец Иоанн, будучи сам белым батюшкой, основал четыре монастыря. Устроил он и сотни церквей в разных местах страны и поддерживал их на те пожертвования, которые добровольно стекались в его руки".

Похоронен отец Иоанн не в Кронштадте; а в Петрограде, в церкви одного из основанных им монастырей, и уже после смерти совершалось около могилы его много чудесных исцелений. Там лежит прах его и ждет того дня, когда будет прославлен этот новый угодник Божий (Святой праведный Иоанн Кронштадтский канонизирован Поместным Собором Русской Православной Церкви в 1990 году).

Особенно трогательно было отношение его к людям, опустившимся на дно жизни: к пьяницам, оборванцам, так называемым в Петрограде посадским — под этим словом понималась голытьба, которая живет в "посаде", на окраине города, а вместе и на окраине человеческого существования. Он навещал их на дому, и часто при этом приходилось ему встречать даже матерную брань по своему адресу. Но любовь его все это преодолевала.

Он известен устройством Домов трудолюбия и ночлежных домов. Бездомному человеку там предоставлялись ночлег, горячая пища, баня, чистое белье. А утром спрашивали его: "Ну, хорошо, тепло тебе было? Водочки, правда не было, ее здесь не полагается... А остальное все ты получил. Не хочешь ли немного поработать, чтобы дать возможность и другим, подобным тебе, провести так ночь?" "Да я ничего не умею!" — отвечает обленившийся и опустившийся человек. "А вот поколи дрова, помоги на кухне — это всякий сумеет!" И понемногу человек втягивался в работу и делался обитателем Дома трудолюбия, где его обучали какому-нибудь ремеслу. Сеть таких Домов трудолюбия раскинулась по всей стране нашей, и в нее — в апостольскую сеть веры и любви — уловлялись тысячи несчастных пьяниц и делались полезными людьми. Отец Иоанн Кронштадтский был почетным членом таких Домов трудолюбия и бесчисленных отделений Общества трезвости, которое помогало пьяницам разными способами преодолеть свою страсть к винопитию.

Своим чутким прозорливым сердцем отец Иоанн угадывал грядущие скорби нашего народа, которые за бесчисленные грехи наши не иссякли и теперь. Мы так прогневляем Бога, что если стоит еще мир и не погиб от землетрясения, потопа и других бедствий, то только потому, что встречаются праведники, вроде отца Иоанна, и Бог щадит нас ради них, как и во время Авраама.

Молитвами святого преподобного Иоанна Рыльского да пошлет нам Господь разумение и силы творить во всем волю Его, наипаче же сохранить то, что теперь иссякает, но без чего мир не может стоять, — любовь! Аминь.

Слово после акафиста святому Георгию Победоносцу

4/17 ноября 1952 года

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Наш русский народ очень любит древнего мученика Георгия Победоносца, которого почитают и все православные страны. Мы празднуем его память три раза в году: 23 апреля, в день его мученической кончины, 3 ноября, то есть вчера, и 26 ноября. Так как последнее празднование совпадает по времени с почитанием близкого к нам угодника Божия святителя Иннокентия Иркутского, то мы и решили прочесть Акафист святому великомученику Георгию сегодня, в честь вчерашнего его праздника.

Если вы посмотрите в церковный календарь, то под 3/16 ноября прочитаете: "Обновление храма великомученика Георгия в Лидде". Город Лидда в Палестине — это родина святого мученика, где по завещанию его и покоятся его мощи.

Святой Георгий происходил от благочестивых родителей, воспитавших его в христианской вере. Отец его был военным, и сам Георгий был призван на военную службу при римском императоре Диоклетиане. В то время не было постоянного обязательного призыва на военную службу, как теперь, а войска формировались следующим образом: специальные военные чиновники разъезжали по всей стране и выбирали юношей, а иногда и отроков, хорошо развитых физически, красивых лицом, смышленых, и их привлекали на военную службу, отдавая при всем том преимущество сыновьям военных. Так попал в войска и Георгий. За свой ум, ловкость, смелость он очень быстро стал возвышаться по службе, дойдя до того чина, который у нас бы назывался полковник. Император обратил на него внимание, приблизил его к себе и даже так полюбил, что Георгий всюду сопровождал его. В походе спал с ним в одном шатре и ел с ним, можно сказать, из одной посуды, и много раз защищал его своей грудью на войне в минуты опасности.

Пока император сражался с войсками соседних стран, христиане жили сравнительно спокойно, когда же войны закончились, то государь занялся внутренними делами и решил истребить христиан, которые образовывали как бы государство в государстве.

Дисциплина в Церкви в то время была отличная — иподиаконы быстро и без спора выполняли распоряжения священнослужителей, пресвитеры имели полное послушание своему епископу, и стоило ему с вечера высказать какое-либо пожелание, как к утру уже во всех церквах оно было выполнено. К тому же на свои богослужения христиане не допускали посторонних и никому о них не рассказывали — такая таинственность тоже возбуждала подозрения, будто на этих тайных собраниях разрабатываются меры к свержению царской власти.

Крепкая организация, как и все вообще, не нравилась Диоклетиану, вообще говоря неплохому правителю, как повествует о том беспристрастная история. Гонения, которые начались при нем, превзошли по своей обдуманной жестокости гонения и Нерона, и недавно перед тем царствовавшего Декия. Он решил ударить по самой "верхушке" Церкви и велел сажать в тюрьмы прежде всего епископов и священников, требовать их отречения от Христа и в случае отказа подвергать самым бесчеловечным мучениям. Многие провинциальные правители, желая угодить царю, со своей стороны еще усиливали гонения, и, действительно, Диоклетиан выражал им за это только благодарность.

Так, в городе Никомидии, в котором вскоре после того пострадал и святой великомученик Пантелеймон, было совершено ужасное злодеяние: на четвертый день Рождества, когда верующие собрались в храм в огромном количестве, храм этот был подожжен, а войска, окружившие его, уничтожали всех тех, кто выбегал из горящего здания, — как снопы сена подхватываются вилами, так пронизывали воины своими копьями мужчин, женщин и даже беззащитных детей. И таким образом пострадало — страшно выговорить! — 20 тысяч человек. А царь был очень доволен и выразил правителю Никомидии свою благодарность.

В это страшное для христиан время созвал император совет из своих ближайших вельмож, чтобы заручиться одобрением своих действий. И вдруг во время этого заседания выступает на середину залы Георгий, о котором никто и не предполагал, что он христианин, и произносит пламенную речь в их защиту. Он говорил: "Царь, до сих пор я почитал тебя как мудрого правителя, но теперь не узнаю тебя... Можно ли было истреблять в Никомидии 20 тысяч собственных подданных?! Ведь в сражении на войне и то их погибает меньше... И чем могли оскорбить тебя христиане, что они тебе худого сделали? Вот, я христианин, и сколько раз доказывал я тебе свою верность! Если бы я захотел тебе повредить, сколько случаев к тому было! Я бы мог подсыпать тебе яду в пищу, и никому в голову не пришло бы заподозрить в этом именно меня... Я бы мог пронзить тебя ночью копьем в шатре, а утром сказать, что неожиданно враги проникли к нам и, не обращая внимания на меня, простого воина, убили императора и скрылись, и все бы мне поверили... Мало того, я защищал тебя своей грудью и считал это своей обязанностью. И другие христиане являются лучшими твоими подданными: все они исправно платят налоги, военные добросовестно служат в войсках, судьи и чиновники по совести исполняют порученное им дело. Одумайся, государь, и не уничтожай безрассудно собственных подданных!" Царь онемел от изумления и гнева, а затем воскликнул: Ты, наверное, сошел с ума, что заступаешься за этих крамольников и хитрецов, которые и тебя вовлекли в свою организацию!" "Царь, — отвечал Георгий, — я с самого рождения к ним принадлежу, и если служил тебе честно, как царю земному, то потому, что такова воля Царя Небесного. Но если нужно, я готов пострадать за Него вместе с другими".

Георгий был немедленно посажен в темницу. Царь передал его на суд своему помощнику, жестокому Максимиану, который и применил к Георгию все пытки, которые тогда были приняты при допросах государственных преступников. Прежде всего его отвели в темницу и, крестообразно прикрепив к полу, так что он не мог пошевелиться, положили ему на грудь тяжелый камень такого веса, чтобы он и не раздавил насмерть Георгия, но и не давал бы ему свободно дышать. Георгий в таком положении только молился Богу, прося у Него подкрепления своих сил и прославляя Его за то, что удостаивает его пострадать за Него. Утром царь велел мучить его на колесе, усеянном мечами и серпами, так что кровь мученика лилась ручьем. Ангел Господень, чтобы больше прославить Георгия и привлечь зрителей к вере во Христа, сломал это колесо — оно рассыпалось на части, а Георгий стал перед судьей невредимым. После этого царь повелел бросить его в ров с негашеной известью, надеясь на верную смерть его. Но через три дня, когда воины пришли посмотреть и взять кости его, они увидели Георгия живым, молящимся Богу и не потерпевшим ни малейшего вреда. Не зная, какому еще мучению подвергнуть его, судьи надели на него особые сапоги с острыми железными гвоздями внутри и погнали его так в темницу.

Вы знаете, как бывает неудобно и больно, когда в летнее время попадут в обувь камушек или щепочка — мы несколько раз готовы разуваться, чтобы вытряхнуть ее. Как же было мучительно святому Георгию бежать, погоняемому ударами палок, в такой обуви! Едва добравшись до темницы, он в изнеможении упал там, но, не изнемогая духом, всю ночь воссылал Богу благодарственные молитвы и чудесным образом получил в ту ночь исцеление от язв и на ногах, и на всем теле. Удивившийся этому царь призвал к себе волхва Афанасия, умевшего приготовлять яды, и велел ему изготовить для Георгия очень сильный яд. Однако Георгий, перекрестив питье, смело его выпил и не потерпел ни малейшего вреда, по слову Господню, сказанному в Евангелии: "И аще что смертно испиют — не вредит им". Видя это чудо, волхв Афанасий воскликнул: "Велик Бог христианский!", за что и был немедленно схвачен и присужден к смертной казни. Георгия же царь повелел заключить в темницу, пока придумает для него еще какое-либо мучение. Он же и в темнице творил много чудес, так как к нему свободно допускали желавших видеть его, послушать его наставления или исцелиться от болезней. Известен один случай, давший повод считать святого Георгия покровителем животных: однажды у одного пахаря пал на ниве вол, и человек этот, взявшийся за плату обработать чужую ниву, оказался в безвыходном положении. В горести своей пошел он в темницу к святому Георгию, и тот, ласково улыбаясь, сказал ему: "Иди и работай, так как вол твой жив". Действительно, когда он вернулся на ниву, то еще издали заметил своего вола, стоящего у плуга и приветствующего хозяина радостным мычанием. В прежние годы поэтому в день весенней памяти святого великомученика Георгия, 23 апреля, когда уже и под Москвой, и севернее ее вылезает из-под земли молодая травка, было принято выпускать скот в поле в этот именно день. К околице деревни или на окраину города собирались истощавшие за зиму стада коров, лошадей и овец. Духовенство выходило с крестным ходом, служило водосвятный молебен и кропило всю эту скотину святой водой, а женщины и ребятишки гнали ее затем в поле, обычно погоняя освященной вербочкой.

Получив откровение от Бога о скорой своей кончине, святой Георгий призвал к себе верного своего слугу и поручил ему доставить свое тело в Палестину, в город Аидду, и там похоронить его.

После этого привели его на допрос, и судья, изумившись бодрому виду его и румянцу, игравшему на юном лице его, сказал: "Видишь, как милостивы к тебе наши боги — они не хотят твоей преждевременной смерти и исцелили тебя от ран!" "А кто такие ваши боги?" — спросил Георгий, и судьи, подозревая в этом вопросе желание посмотреть на идолов и, может быть, согласиться на принесение им жертвы, с радостью повели его в главное капище, то есть в храм, где в роскошной обстановке стояли красиво изваянные изображения языческих богов. "Вы, бездушные истуканы и гнездящиеся в них бесы! Именем Христа приказываю вам: падите и рассыпьтесь в прах!" — громко приказал им Георгий. И статуи заколебались, закачались и упали на пол, разбившись о мрамор на тысячи кусков. Видя это, главный жрец упал к ногам Георгия со словами: "Велик Бог христианский!", и тут же был арестован, а затем и казнен, как исповедник веры Христовой.

Услышала об этом чуде и жена Диоклетиана царица Александра и, явившись к царю, который укорял в это время Георгия, припала к ногам мученика, прославляя Христа. Взбешенный царь сразу же вынес смертный приговор и ей, и святому Георгию, и обоих повели за город, на место казни. По дороге царица почувствовала слабость, попросила у воинов разрешения сесть, прислонила голову к стене и скончалась. Хотя ей и не успели еще отсечь мечом голову, но Церковь почитает ее как мученицу в тот же 23-й день апреля.

Святой Георгий же после молитвы был усечен мечом. Слуга перенес его тело сперва в Рамлу и там похоронил, а затем была выстроена церковь в Аидде, куда перенесли мощи его. Пострадал он в 303 году.

Вскоре воцарился святой равноапостольный Константин Великий, прекративший гонения на христиан и всячески их поддерживавший. Мать его, равноапостольная царица Елена, поехала в Палестину, нашла Крест Господень и во всех местах, связанных с воспоминаниями о Господе Иисусе, построила храмы. Возобновила она и разрушившийся к тому времени храм святого Георгия в Аидде. 8 ноября и были торжественно перенесены в него мощи великомученика, после чего и установили в этот день праздник ему.

Мы же, русские, отмечаем еще и 26 ноября — день, когда была освящена в 1051 году церковь святого великомученика Георгия в Киеве. Она была построена великим князем Ярославом Мудрым, сыном святого князя Владимира, в Крещении он был наречен Георгием и, почитая своего святого, устроил прекрасную церковь в том месте, близ которого находится теперь Софийский собор. К сожалению, она не сохранилась, так как пострадала от войн с татарами. Но праздник 26 ноября, тогда устроенный, мы продолжаем соблюдать. На этот праздник собирались все "георгиевские кавалеры", то есть военные, получившие за боевые отличия орден святого великомученика Георгия.

Молитвам этого великого святого поручаю я и вас, мои терпеливые слушатели, в этот тихий молитвенный вечер. Да сподобит нас Господь вместе с ним прославлять Его в бесконечные веки. Аминь.

Слово накануне дня памяти преподобного Нила Столобенского

6/19 декабря 1957 года после вечерни

Завтра совершает Русская Церковь память преподобного Нила, подвизавшегося на острове Столобнос, который находится недалеко от города Осташкова на озере Селигер, близ того места, откуда вытекает знаменитая русская река Волга.

Там была основана обитель, в которой начинал свои монашеские подвиги незабвенный наш наставник и учитель — почивший митрополит Николай. Там он принял и постриг. С большой любовью вспоминал он всегда свое там пребывание и глубоко чтил основателя обители преподобного Нила. Из всех чудес, совершившихся у мощей его, особенно любил он рассказывать одно, происшедшее сравнительно недавно. Своей простотой оно пленяло его сердце, до глубокой старости сохранившее свою детскую простоту, незлобивость и чистоту. Рассказывал он его следующим образом.

В обитель преподобного Нила приезжало много богомольцев, не только одиноких, но и целыми семьями, желавших помолиться у раки угодника Божия. Приплывали они туда из Осташкова на пароходиках или баржах, которые тянули на буксире тоже пароходы. Однажды в конце лета дети, приехавшие туда с родителями, набегавшись и наигравшись в лесах этого острова, нарвав себе букетики рябины, которая поспевает там в это время, вошли в храм, где стояла пустая уже рака от мощей преподобного, которые были переложены в другую, более драгоценную раку и находились в другом храме. Крышка этой пустой раки была открыта, на ней была изображена икона преподобного во весь рост, как это обычно делается в случае "цело-купных" мощей. Находясь без присмотра, шаловливые дети затеяли нехорошую игру — конечно, без злого намерения, но просто по резвости своей и легкомыслию: они начали кидать ягоды рябины в эту икону святого. И вдруг они увидели, что он приподнимается и грозит им перстом... В ту же минуту раздался оглушительный громовой удар и блеснула молния — явления совсем неожиданные в том климате при прохладе осеннего дня и при безоблачном небе. Этот удар не убил детей, а только ошеломил их, и, когда взрослые вбежали в храм, они сидели на полу и в испуге хлопали глазенками, догадываясь, что сделали что-то плохое. На вопросы откровенно рассказали они обо всем. Родители, сами в испуге и горести о том, что недоглядели за детьми и плохо воспитали их, отслужили молебен преподобному, прося у него прощения за оскорбление, причиненное его иконе.

Желаю всем вам, дорогие мои сомолебницы сегодняшнего вечера, воспитать своих детишек в страхе Божием, в чем да поможет вам ныне почитаемый угодник Божий Нил Столобенский! Аминь.