ИЗ БИОГРАФИИ ОТЦА ИСААКИЯ

 Посвящаю памяти моей мамы Зои Павловны Секрет

Бегу. Бегу с такой скоростью, что сердце учащенно колотится, готовое вот-вот выскочить из груди, но я бегу, раскинув руки, словно крылья. Бегу вперед, навстречу своему крестному, который тоже широко машет руками, как бы помогая мне бежать. Крестный торопится, делает несколько быстрых шагов навстречу, и я чувствую его руки, благословение. Меня переполняет радость от того, что я первая из детей добежала и получила благословение. Память удивительно свежо сохранила многие моменты моего детства: запах ранних яблок, мелодии церковного хора, красоту мамы, поездки на трамвае после Литургии с архимандритом Исаакием, прикосновение его мягких рук.

Память сердца... Ушли в прошлое тяжесть послевоенных лет и голод моего алма-атинского детства. Но как будто из утреннего тумана выплывают светлые образы архимандрита Исаакия и моей мамы.

Вначале мама познакомилась с духовными чадами отца Исаакия, которые приглашали ее в гости, где бывал и батюшка. Она тогда не думала, что встреча с отцом Исаакием перевернет ее жизнь. Мама была поражена его обаянием, высокой культурой, богословскими и научными познаниями, знанием нескольких иностранных языков. Мой отчим был неверующим, но душеполезные беседы с отцом Исаакием обратили его к Богу. В 1949 году отец Исаакий венчал моих родителей, которые стали его духовными чадами.

Моя мама была безнадежно больна. Она переживала за мою будущую сиротскую жизнь, поэтому слезно просила своего духовного пастыря не оставлять меня, быть мне и отцом, и крестным, и духовником. Так и сложилась моя жизнь.

Архимандрита Исаакия я с детства называю крестным отцом. Он сам крестил меня в 1948 году. А крестной матерью была старенькая бабушка Таня.

Крестный всегда был моим покровителем, попечителем, наставником и духовным пастырем. Но я, как все дети, бывала и непослушной: зачастую не брала благословения и делала опрометчивые шаги, а потом горько раскаивалась. Своему духовному отцу я обязана всем, что есть во мне хорошего и доброго. Отец Исаакий в своих письмах ко мне, поздравлениях и при встречах ласково говорил: "Здравствуй, моя милая крестница!" В конце послания всегда ставил подпись: "Твой любящий крестный А. Исаакий". Я глубоко благодарна Богу, что с детских лет мне суждено было быть рядом с архимандритом Исаакием.

Вспоминаю свой день Ангела. В гости обязательно приглашали крестного — это был повод для моих родителей пообщаться со своим духовным отцом. Также приглашались духовные чада отца Исаакия и их дети. После службы в храме дома готовились к встрече, ждали, а нас, детей, посылали несколько раз к автобусной остановке встречать...

В день именин крестный привозил мне большую просфору, коробку конфет (неполную, но по тем временам это была большая роскошь) и много конфетных фантиков для коллекции. Это было моим детским увлечением.

После водосвятного молебна бывал обед. На десерт мама подавала большой арбуз (они только-только появлялись на базаре). Крестный шутя говорил детям: "Раз вы едите арбуз в первый раз в этом году, то надо задумать желание, чтобы оно исполнилось". Я закрывала глаза, проглатывала сладкий кусочек арбуза и тихонько шептала: "Чтобы каждый год мой крестный приходил на мой день Ангела". Делая серьезный вид, отец Исаакий говорил: "Арбуз есть надо так, чтобы края ломтика доставали до ушей". И мы так старались, что "с ушей капало". Крестный и взрослые улыбались, а нас отправляли умываться.

Незабываемы дни Ангела самого архимандрита Исаакия (12 июня (новый стиль) — день памяти преподобного Исаакия Далматского). На чай приглашались и мои родители. Брали меня. Трудно передать, какая это была радость. Всегда было много народу. К сожалению, я не помню речей, произносившихся в честь именинника. Помню, что обязательно фотографировались. Помню обилие цветов: цветы на столе, на крыльце, в беседке, в больших и маленьких вазах, стеклянных банках, ведрах — кругом букеты цветов. Духовные дети отца Исаакия знали о его любви к цветам и всегда приносили цветы в подарок.

Недавно я получила письмо от духовной дочери архимандрита Исаакия Валентины Павловны X. Она вспоминает:

Помнишь, наш батюшка Исаакий
Иногда с улыбкой шутливо говорил:
Именины в чести недель до шести.

Как сам день Ангела любил,
По-детски радуясь всегда,
С лицом веселым проводил
И грустно расставался с ним.

Хотел и нас такими зрети.
Чтобы душою были дети,
Особенно в день именин.

Помнишь, как наш. отец не раз
Сей пересказывал рассказ:
День Ангела ребенка отмечая.
Его подарками и лаской одарили.

Потом кем хочет быть, спросили —
Водителем, военным инженером?
"Именинником", — ответил мальчик смело
Всех рассмешил. Заговорили:
"И взрослый не придумает такое".

Отец, слегка покачивая головою,
Тотчас руками разводил,
Наглядно удивление изображая.

Отец Исаакий был удивительным рассказчиком, и мы, непоседливые дети, с замиранием сердца слушали его рассказы о ветхозаветном пророке Моисее, написавшем первые книги Библии, о чудесном его спасении из воды дочерью фараона и о том, как расступилось море, чтобы пророк Моисей смог вывести еврейский народ из Египта. После его рассказов я и по сей день с особой любовью почитаю пророка Моисея. Крестный знал нашу семейную привязанность и подарил нам изображение пророка Моисея.

Отец Исаакий с детства горячо любил преподобного Серафима Саровского, и это передалось его духовным чадам. У всех духовных чад отца Исаакия были иконы этого святого чудотворца.

Рассказы из библейской жизни (В те годы купить Библию было практически невозможно) для детей крестный строил по сценам. Тихим голосом вел он обычно свое задушевное повествование. В праздник Рождества Христова в его келье обязательно сооружался вертеп — небольшой макет пещеры Рождества, с небосводом и маленькими блестящими звездочками на нем. Там находились и Святое Семейство, и Ангелы, и пастухи, и волхвы, и овечки, и звезда-путеводительница...

Всегда интересны были выступления детей и взрослых на рождественской елке у крестного. Дети в награду получали подарки, а потом все пили чай.

Отец Исаакий (мы всегда его очень об этом просили) рассказывал нам про серенького козлика. Действие развивалось в трех актах.

Начало веселое, светлое. Крестный описывает солнечную полянку, где бабушка пасет своего козлика. Прикладывая руки к сердцу, отец Исаакий показывает, как бабушка любит козлика: "Вот как, вот как, очень любила".

Дальше объявлялся второй акт: "Пасмурная погода, идет мелкий дождь". Грозно и громко батюшка сообщает: "Напали на козлика серые волки, вот как, вот как, серые волки".

Третий акт: бабушка плачет, очень жалеет своего бедного козлика. Крестный закрывает лицо ладонями и сквозь "слезы" тихонько сообщает: "Остались от козлика рожки да ножки. Вот как, вот как, рожки да ножки". И нам жаль бедного козлика и его бабушку...

А какие удивительные были встречи в пасхальные дни! В комнатке у батюшки стояла маленькая "колокольня", и, приглашая после разговоров к обеду, отец Исаакий звонил, вернее, отзванивал пасхальный трезвон.

С детства запомнились и проповеди крестного. Поучения архимандрита Исаакия, шедшие от сердца, были просты и доходчивы как для взрослых, так и для детей. Редко кто из слушавших оставался равнодушным.

Особенно запала в мою детскую душу проповедь о святых мученицах Вере, Надежде, Любови и мудрой их матери Софии. Рассказывая об их мучениях, отец Исаакий призывал своих духовных чад развивать в себе великие христианские добродетели: веру, надежду и любовь. Объяснял смысл иконы, на которой юная мученица Вера изображена с крестом в руках, готовая запечатлеть свою веру даже распятием на кресте. Еще более юная  Надежда держит в руках якорь: ведь он, будучи сброшен с корабля, может даже большое судно удержать на месте и тем самым уберечь его от волнений и опасностей. Так и спасительная надежда дает нам возможность безопасно плыть по житейскому морю. Около отроковицы Любови рисуют пламенеющее любовью сердце. Бог есть Любовь. Любовь — это высшая добродетель христианская. Архимандрит Исаакий в полной мере обладал любовью к Богу и людям. Эту любовь он пронес через ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ.

Любить— это в райские двери стучаться,
Другого ведя за собой!

— так писал батюшка.

В те годы жизнь была тяжелой, и духовные чада архимандрита Исаакия часто обращались к нему со своими переживаниями и невзгодами, просили помолиться о них, зная великую силу его молитв.

Дети тоже прибегали к нему со своими просьбами. Из-за неуспевания в школе (причины тому были разные) я и еще несколько девочек расстраивались до слез. Отец Исаакий давал нам добрые наставления и вместе с нами молился Преподобному Сергию Радонежскому. Получив благословение крестного, мы уходили с надеждой на покровительство и помощь Преподобного Сергия. Действительно, успехи приходили вместе с нашими стараниями.

Отец Исаакий был очень внимательным и прекрасно знал, какие у нас в школе оценки, каковы прилежание, творческие успехи. Он любил детей, и мы платили ему такой же любовью — открытой и чистой.

Крестный, утешая, говорил, что человек не должен поддаваться унынию, иначе можно заболеть еще больше. Чтобы поднять настроение, рассказывал: "В кувшин со сливками упали две лягушки. Одна из них, потеряв надежду, сложила лапки и пошла ко дну. Вторая же билась лапками изо всех сил. Под лапками образовался кусочек масла, с которого она сумела выкарабкаться и спастись. Так и мы должны молиться - и спасемся". Часто повторял: "Не унывайте, а на Бога уповайте, и все будет хорошо!"

Счастливые часы детства надолго остаются в памяти. После службы в Никольском храме мы с родителями, как и другие духовные дети, долго поджидали архимандрита Исаакия, чтобы проводить его до дома. К нему всегда стояла очередь за благословением.

В те времена, в 50-60-е, вплоть до 80-х годов, даже вид священника у некоторых людей вызывал ярость, непонятную злобу, насмешки. Несмотря ни на что, отец Исаакий всегда ходил в подряснике, зимой - в рясе. Его никто не видел в мирской одежде.

Нам же хотелось оградить дорогого крестного. Все гурьбой шли на трамвайную остановку, наперебой что-то рассказывая отцу Исаакию. Он был близоруким и всегда просил детей сообщать номер приближавшегося трамвая. Увидев трамвай, мы радостно и громко выкрикивали его номер. Крестный надевал пенсне и подтверждал, что именно на этом трамвае мы поедем. После этого мы довольно шумно восклицали: "Наш, наш!" — и, чинно пропуская вперед отца Исаакия, торопились сесть вместе с ним в один вагончик. Сколько же радости нам доставляло быть рядом с батюшкой!

Но было и много неприятного. За верующими следили, особенно за теми, кто был на руководящих должностях. В те годы вера в Бога, посещение церкви негласно преследовались государством и осуждались обществом.

Я помню, как мы опасались говорить о своей вере в Бога. Сейчас это уже трудно представить. С детства в характере вырабатывались скрытность, осторожность, недоверие. И друзья выбирались с большой осмотрительностью. Открытость моей души часто приводила к ошибкам, и я страдала. С детства у нас, верующих детей, был страх за своих родителей.

Также боялись мы сами случайно навредить и отцу Исаакию, за которым была усиленная слежка. Мы, вездесущие дети, знали и частенько видели некоторых "ставленников" (работников КГБ), которые "посещали" церковь, "выслеживали" непонятно что, "сопровождали" отца Исаакия до его дома и вели наблюдение.

Я лично знала несколько семей, которые пострадали только за то, что были верующими людьми. Хотя они очень далеки были от политики, но в местах заключения находились по политической статье. Жаль было их детей, для которых оказались закрыты пути в вузы, военные училища, защита ученой степени да и многое другое...

Крестный часто рассказывал случаи из своей жизни. Слушая рассказы крестного о тяжких годах эмиграции, взрослые и дети замирали. Я представляла себе ужасную жару и зной, на полупустынном берегу пролива Дарданеллы и русских голодных раненых солдат, брошенных на этой голой земле.

Крестный рассказывал, как много он тогда по ночам молился, я не помню точно, каким святым, но то, что у него над головой было темное южное небо с россыпью звезд, как-то запомнилось.

В моей жизни были случаи, когда я тоже оставалась наедине со звездным небом и начинала молиться, подражая крестному. Вернее, это была не столько молитва, сколько исповедь, искренний рассказ духовному отцу о своих грехах, переживаниях, трудностях, несбывшихся мечтаниях. В таком состоянии я не замечала времени и своих невольных слез... Только вдруг оказывалось, что таинственные звезды начинали быстро пропадать в утреннем тумане, а ко мне возвращалась уверенность и приходила некая необъяснимая радость.

Батюшка подробно вспоминал, как он вступил в Галиполийское землячество, как в сентябре 1921 года переехал в Болгарию, в город Севлиево, потом в Габрово.

Когда отец Исаакий рассказывал о жизни в Париже, учебе в Сергиевском Богословском институте, то с благоговением вспоминал митрополита Евлогия (Георгиевского) (основателя института). А какие теплые слова говорил он о своих преподавателях, называя их "крупной величиной", "богословом большой образованности, дарования" или "выдающимся редким талантом", — ученых-профессорах В. В. Зеньковском, А. В. Карташове, С. С. Безобразове, Г. Ф. Флоровском или строгом монахе, архимандрите Киприане (Керне), об отце Сергии Булгакове, который (как говорил батюшка Исаакий) принял священный сан под влиянием своего близкого друга — отца Павла Флоренского.

На фотоснимке протоиерея Сергия Булгакова есть надпись:

"Возлюбленному о Господе сослужителю иеромонаху отцу Исаакию. С благодарной памятью об общей молитве и трудах под покровом Преподобного Сергия. 23.06/6.07.1928 г. Париж".

Очень интересно было слушать "пражские" рассказы архимандрита Исаакия.

Преподавание было важной частью всей деятельности отца Исаакия в Праге. Может, из-за того, что религия в нашей стране осуждалась обществом и негласно преследовалась, мы с большим вниманием слушали рассказы батюшки об уроках Закона Божия, проводившихся им в Праге, и о некоторых забавных случаях в преподавательской деятельности, о его учениках и крестниках.

Ученики все любили батюшку и, конечно, пользовались его добротой, но всегда затихали, когда он изъяснял душеспасительные истины. Жаль, что не сохранились лекции отца Исаакия по богословию и нравственному воспитанию учеников (Отец Исаакий всегда говорил без записей, по памяти, которая была у него прекрасной). Воспоминания многих его учеников сводятся к одной оценке: их учитель отличался необыкновенной сердечностью, отеческой мягкостью, благочестием.

Детей учил избегать осуждения, ссор, злословия, драк, неприличных шуток, призывая блюсти нравственную чистоту, скромность. Стремился возбудить в них любовь к святой истине, делая все, чтобы заложенное в чистую детскую душу зерно веры, истины проросло.

Интересными были и рассказы о летнем лагере "Витязи", где дети отдыхали на лоне природы. В лагере отец Исаакий благословлял детей, проводил утреннюю общую молитву, беседовал о православной вере и Церкви. Лагерь "Витязи" был создан для религиозно-нравственного воспитания.

В 50-х годах мы, дети послевоенных лет, не знали, что такое лагерь отдыха для детей. Со словом "лагерь" ассоциировались понятия "заключение", "колючая проволока", но никак не отдых.

Своими детскими воспоминаниями об архимандрите Исаакие, о своем учителе, духовном отце поделилась со мной в письме пражанка Элеонора М. (в крещении Елена).

"Однажды на уроке Закона Божия отец Исаакий рассказывал нам о Таинстве Исповеди. Я решила задать ему вопрос: "Зачем исповедоваться, раз все равно буду грешить?" А сама подумала: "Ну-ка, что же он мне ответит?" И ответ его я запомнила на всю жизнь. "А не надо. Не исповедуйся. Но ты каждый вечер моешь шею. Не надо. Не мой. Ходи грязной. Ходи всегда грязной". На меня этот ответ подействовал. Было мне тогда десять лет...

Родители Элеоноры вместе со своими друзьями снимали летнюю дачную комнату под Прагой. У друзей была дочь Наташа, однолетка Элеоноры.

"Приехал из Праги нас навестить отец Исаакий, — пишет далее Элеонора. — Конечно, все ему были рады, особенно девочки. Отец Исаакий вместе с ними отправился обозревать окрестности со средневековым замком Карлштейн.

Замок стоит на высокой горе, под ним — городок и вокзал. Осматривая достопримечательности, мы вдруг заметили, что опаздываем на поезд. Отец Исаакий, недолго думая, бросился бежать, подхватив рясу. Мы, девочки, вприпрыжку побежали за ним. В этом городке никогда никто еще не видел православного священника, да еще мчащегося с горы, да еще в сопровождении двух маленьких девочек. На поезд мы все-таки успели..."

В одном из своих писем Элеонора так написала про отца Исаакия: "Во мне до сих пор теплится та искра, которую он зажег. В детстве мне казалось, что Иисус Христос был похож на отца Исаакия, да и в глубине души я по наивности была уверена, что отец Исаакий — Христос, а Владыка Сергий — Бог. Он был невероятно стар — так мне казалось. А вот отец Исаакий — был молод и доброты совершенно необыкновенной. Он сказал, что Элеонора то же, что и Елена, и написал мне акростих: Елена значит "факел". Люби, живи, пылай. Еще на случай всякий Наук не забывай, А старших почитай...

В Праге крестный прослужил 17 лет. Мне тогда казалось, что город Прага, красавица Прага, где-то очень далеко, за семью морями и горами. А Париж совсем недосягаемый для детского ума величественный город. Все рассказы отца Исаакия казались дивной сказкой. Думалось, что все это происходило давным-давно, а крестный улыбался и говорил: "Даже и не очень давно! 24 года тому назад в Париже снизошла на мою главу Божественная благодать священства. Я стоял в алтаре у правого угла престола коленопреклоненный, на главе моей лежали епитрахиль и ласковая рука ныне уже покойного святителя митрополита Евлогия, моего старца и восприемника в иноческом чине, за год с лишним перед тем постригшего меня в монашество. И хор нашей небольшой церкви Сергиевского подворья стройно пел по-гречески "Господи, помилуй" ("Кирие, эле'исон").

Отец Исаакий рассказывал о своем житье в Праге очень подробно и интересно: как он ходил к Владыке Сергию в его убогую однокомнатную квартирку, как они устраивали чай по четвергам и как объединял их "брат-самовар", а вокруг было много молодежи, студентов, людей незнатных и знаменитых, богатых и бедных, и все находили тепло, внимание и помощь.

Крестный часто объяснял, что, как в Париже, так и в Праге русские в основном собирались вокруг Православной Церкви. Неудивительно, что Владыка Сергий и отец Исаакий были в центре эмигрантской жизни русских, которые были измучены и озлоблены, а все свои печали и горечи несли к духовным отцам.

Отец Исаакий притягивал к себе людей обаянием, духовной образованностью и большой молитвенностью. Люди не только любили и уважали его, но и полностью ему доверяли, так как он прошел через подобные страдания сам. Батюшка сумел объединить вокруг себя православную общину. Многих ему удалось обратить к Богу, многих присоединить к Православию (об этом свидетельствуют воспоминания многих эмигрантов и, их благодарные надписи на фотографиях).

Особый интерес в наследии, оставленном архимандритом Исаакием, представляют фотоальбомы, которые являются отражением всей его жизни, деятельности, служения Богу, его окружения, истории русских эмигрантов. Отец Исаакий очень бережно относился к памяти прошлого. Он говорил:

Нам много доброго дает
Прошедшее... Его не бросим,
Но бережливо сохраним
Среди житейского ненастья,
Среди суровых жестких зим —
Тепло испытанного счастья!

Всматриваясь в лица людей на фотографиях, отец Исаакий мог часами рассказывать о каждом. Он обладал уникальной памятью: помнил до мельчайших подробностей факты, даты, имена, города, где кого крестил, кого венчал, отпевал...

"Высокочтимому архимандриту Исаакию, духовному отцу и личному другу" — такие теплые надписи можно прочесть на фотографиях, подаренных батюшке Василием Немировичем-Данченко, Борисом Николаевичем Лосским, профессором В. В. Зеньковским, графиней Софьей Шварценберг (урожденной княжной Трубецкой), отцом Сергием Булгаковым, отцом Сергием Четвериковым и другими. Осталось несколько альбомов от учеников в Праге, крестников, духовных чад и друзей архимандрита Исаакия, посвященных батюшке. На одном листе альбома — венчание отцом Исаакием К. А. Арбатова и Е. А. Вебер (1935), а рядом фото — крещение их сына Костика Арбатова (1936, Прага).

Отец Исаакий был искренне привязан к детям Михаила Михайловича и Елены Николаевны Осоргиных (М. М. Осоргин — один из основателей Сергиевского подворья в Париже). Сохранился фотоальбом, подаренный ему семейством Осоргиных, с надписью: "Дорогому нашему другу и домочадцу иеродиакону, "иероняне" отцу Исаакию в день его Ангела. 30 мая 1928 г. от Мули, Паки и Маки. Сергиевское подворье".