ИЗ БИОГРАФИИ ОТЦА ИСААКИЯ

 (Продолжение)

Дети Осоргиных, которые носили такие милые и ласковые имена, прозвали иеромонаха Исаакия "иероняней". Часто оставаясь вечерами с детьми, когда родители уходили в гости или в театр, отец Исаакий рассказывал им сказки. Один раз оказалось, что дети никак не могли понять, кто же такая Баба Яга, а когда родители вернулись, он извинился, что ему пришлось детям объяснить все, начиная от пророка Моисея, чтобы выяснить, откуда взялась Баба Яга. Своего любимого котенка дети Осоргиных назвали Исаакием без ведома взрослых. Однажды, молясь вечером в своей келье, отец Исаакий услышал детский голос: "Исаакий, Иса-а-кий". Он вышел на зов, и каково же было его изумление, когда узнал, что это зовут домой котенка. Отец Исаакий великодушно заулыбался, а позднее объяснил, что животных не называют именами людей.

У меня хранится тетрадка с рукописью архимандрита Исаакия, где на обложке написано: "I — чин присоединения к Православию. II — чин Миропомазания". Я думала, что этими записями ему приходилось пользоваться с 1928 года только в зарубежье, но недавно получила письмо с воспоминаниями об архимандрите Исаакие из Санкт-Петербурга от Евгения Владиславовича Максимова. Вот что он написал:

"Познакомился я с отцом Исаакием еще в 1951 году, но отношения наши стали тесными только спустя 24 года, то есть с 1975 года.

Мой батюшка, Максимов Владислав Евгеньевич, до революции преподавал в Санкт-Петербургском 1-м Реальном училище. Среди его учеников был Ваня Виноградов — сын учителей. У моего отца были хорошие отношения с Ваней и его родителями. Владислав Евгеньевич часто гостил летом у них на даче. Ваня дружил с моими старшими братьями. После окончания Реального училища Ваня пошел по духовной линии, но не закончил Духовную академию, а попал в 1916 году на румынский фронт. Со времени революции какая-либо связь с дядей Ваней (так звали его в нашей семье в целях конспирации) прекратилась... Возобновилась она только в 1950 году, когда мы узнали, что отец Исаакий служит в Алма-Ате.

В 1951 году, будучи студентом, я поехал на практику в Алма-Ату. Отец попросил меня навестить Ивана Васильевича. Так состоялось мое знакомство с отцом Исаакием. И первый его вопрос был: "Ты крещен?"

Здесь нужны некоторые пояснения: моя матушка, Алиса Михайловна, крестила меня в лютеранской кирхе на Васильевском острове в Ленинграде, хотя отец мой — православный. Узнав это, отец Исаакий сказал мне, что христианство патриархально и я обязан вернуться к вере отца — в Православие. Был я молод, и слова отца Исаакия попали на еще не подготовленную почву. Я был неверующим юнцом. Но рассказы отца Исаакия произвели на меня впечатление.

После революции он попал в легендарный отряд полковника М. Г. Дроздовского (в будущем генерала). С Дроздовской дивизией Иван Васильевич прошел всю гражданскую войну. Генерал А. В. Туркул (Командир Дроздовской дивизии после смерти М. Г. Дроздовского — См.: Туркул А. В. Дроздовцы в огне. 1991. С. 212. (Мюнхен, 1948).) писал: "Все полковые адъютанты были переранены или убиты... ранен мой штабной адъютант штабс-капитан Виноградов — теперь, в изгнании, принявший монашество..."

Позже в Париже Иван Васильевич закончил Богословский институт. В монашестве он был наречен Исаакием, в дальнейшем стал архимандритом. В Праге он много лет был настоятелем православного храма (на Ольшанском кладбище. — Ред.). В мае 1945 года его арестовали, как белогвардейца, судили. Однако заключение отца Исаакия продолжалось около года. После освобождения он оказался в Алма-Ате.

Первым в нашей неверующей семье обратился в Православие мой брат Георгий (он был меня старше на 24 года). Он стал ездить в Елец, где уже служил архимандрит Исаакий. Я стал прислушиваться к словам брата. Был у меня друг Евгений Шадров (поэт Игорь Нерцев) — человек с абсолютно чистой душой. Услышав мои рассказы, он настоятельно советовал ехать в Елец. Осенью 1975 года (через 24 года) я наконец уразумел, что мне надо срочно ехать к отцу Исаакию.

Встретил он меня ласково. На следующий день в торжественной обстановке был совершен чин моего перехода из лютеранства в Православие, то есть фактически я был крещен в православную веру — веру моих отца и дедов. Моим крестным отцом стал сам архимандрит Исаакий. Вечером того же дня отец Исаакий неожиданно произнес такую фразу (я ее не забуду до своего последнего дня): "То, что ты в такое время вернулся оттуда к нам, надо понимать как чудо. Кто-то за тебя молился. Хочешь знать, кто?" Я недоумевал. Он взял объемистую книгу святцев, нашел именно тот день, когда я вернулся в Православие, и прочел: "День святого краля Сербского Владислава" — и добавил: "Понял, кто за тебя молился?" Мой покойный отец Владислав..."

С тех пор утекло много воды. Пока был жив отец Исаакий, я успел свозить к нему под благословение свою дочь Марию и сына Федора. Ездил я к нему каждый год. На похороны отца Исаакия, к великому сожалению, приехать не смог. Но вот уже 19 лет я почти каждый год бываю на могиле своего духовного отца. Отец Исаакий — самый светлый для меня человек в мире. Он вернул меня на единственно истинный путь".

Когда умерла мама, меня забрала и увезла из Алма-Аты в Сибирь мамина сестра Ангелина — тоже духовная дочь отца Исаакия. С того времени я острее почувствовала попечительство своего крестного отца. От него я получала наставления на дальнейшую жизнь, благословение на учебу в институте, в аспирантуре и при необходимости материальную помощь. Меня уже не было в Алма-Ате, когда хоронили митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Николая (1877 — 1955), но знаю: отец Исаакий тяжело перенес его смерть. Любовь и боль звучат в его стихах, посвященных памяти Владыки:

Святитель дорогой и незабвенный,
Молитвенник усердный и святой.
Наставник и учитель несравненный,
Вития вдохновенный и живой!

К десятилетней годовщине расставанья
Мы облик твой, нам близкий, оживим,
И благодарные свои воспоминанья
Тебе с любовью сердца посвятим.

Вот храм, святому Николаю посвященный,
Там пред вечерней благовест звучал,
Когда ты, словно путник утомленный,
Свои глаза навеки закрывал,
И, тихим шепотом молитв сопровожденный.
Свой дух в Господни руце предавал.

Ведь ровно десять лет служил ты в граде Верном,
Войдя в него под кровом Пресвятой,
Названной некогда Вратарницей Благой:

Она украсила тебя здесь жительством нескверным,
Хранила пастырем усердным и примерным,
Твой встретила Она сюда приход
И твой благословила к Вечности исход.

Я помню лицо отца Исаакия, когда он говорил о митрополите Николае и архиепископе Казанском и Чистопольском Сергии: оно становилось нежным и светлым. А доброе, тихое слово заставляло и нас любить и помнить этих благодатных подвижников. С переездом отца Исаакия в Елец моя доверительная переписка с ним продолжалась. С 1963 по 1980 год встречи наши были ежегодными. Я жила и работала в Сибири и на Крайнем Севере, но мои пути во время командировок и отпуска всегда пролегали через Елец.

Елец — древний город, старше Москвы, находится под особым покровом Пресвятой Богородицы. В одной из своих проповедей архимандрит Исаакий рассказывал об историческом факте: о нашествии Тамерлана, готового идти на Москву, и явлении ему на горе Аргамачьей в 1395 году Божией Матери со святителями, повелевавшей отступить и уйти восвояси...

Поезд в Елец приходил всегда рано утром, и я тихонько шла пешком до дома, где жил мой крестный отец Исаакий. Когда оказывалась перед дверями, то меня охватывал необъяснимый страх. Я всегда так волновалась, что подкашивались ноги; на плечах, словно стопудовые гири, лежали у меня "неразрешимые" житейские проблемы, многочисленные грехи, и сказывалось, конечно, духовное истощение. Несмотря на все это, желание увидеть батюшку было непреодолимым. Я летела самолетом, ехала в холодном вагоне, тряслась в автобусах только с одним желанием: скорее увидеть своего духовного отца и получить его благословение.

Отец Исаакий встречал меня с тихой радостью, всегда улыбался, разводил руками, широко благословлял, клал свою ладонь на мою бедную головушку — и проходили все страхи, отступали неприятности, обиды. Все казалось уже не таким ужасным, тяжелым, даже жизненные ценности становились другими. А вечером или на следующий день я готовилась к исповеди. Целью моей поездки были встреча, исповедь, причастие, общение.

Если на исповеди бывало несколько человек, то я шла последней. Никто и никогда меня так не исповедовал, как отец Исаакий. Сейчас, когда прошло столько лет после смерти моего духовника, я поняла: умение исповедовать — это великий дар Божий.

Всегда на исповеди создавалось впечатление, что ты очень медленно продвигаешься по густому лесу без тропинки, перелезаешь через буреломы, чтобы достичь одной цели: выйти из этого темного леса на солнечную поляну. А отец внимательно следит, как ты "идешь" или "ползешь" с греховным грузом, перешагиваешь через жизненные искушения; учит, назидает, внушает, но ведет тебя. Чувствуешь помощь — и твой "мрачный лес" позади.

А потом я спешила в величественный Вознесенский собор поклониться Елецкой иконе Божией Матери. Служил отец Исаакий. У него было право служения Божественной Литургии до "Отче наш" с открытыми царскими вратами. Литургия... Какая же это была служба! Самая удивительная и проникновенная! О роли храма в жизни христианина крестный много и часто говорил и даже в стихах славил храм:

В церкви служба идет.
Правя строгий черед,
Там монахи поют и читают.
Рай тех звуков над храмом плывет
И высоко над куполом тает...

Мне всегда казалось, будто батюшка один возвышается, а мы стоим где-то внизу. Он поднимает руки к небу и молится. Я замечала (и не только я), что во время службы лицо отца Исаакия сияет необыкновенным светом. Его тихий, мягкий, но ясный голос как бы призывал и располагал к молитве. Хор в соборе во все времена был изумительным. Церковное пение увлекало и манило душу ввысь. Казалось, что у тебя за спиной крылья. Душа подпевает хору, приходит истинное моление, ощущаешь присутствие Бога, и наступает облегчение: все земные беды отступают.

"Наш отец Исаакий был верный сын Отечества, истинный служитель Православной Церкви, хранитель апостольских преданий. Церковь для него — это все. Он, уже будучи обремененным годами, немощным, больным, так ревниво относился к службам, что, когда архиереи намекали ему, что пора уйти на покой, грустил и говорил: "Если не служить, то и не жить". И умер он, как и хотел, на посту" (из воспоминаний Валентины Л.).

После службы к нему всегда выстраивалась длинная очередь — получить благословение. Сколько же надо было иметь терпения и любви, чтобы с каждым поговорить, совершив службу! А ведь у батюшки были больные ноги, сахарный диабет, он перенес инфаркт миокарда, операции. Но люди стояли и ждали своей очереди, чтобы получить душевное облегчение и утешение. Для каждого отец Исаакий находил теплые, ласковые слова, всем оказывал внимание, духовную помощь и зачастую (если была необходимость) и материальную.

Он никогда никого не обличал, не стращал. Каждый отходил с облегчением, удовлетворением: ведь от отца Исаакия исходили всепонимающая любовь и доброта. Если хоть раз человеку приходилось пообщаться с ним, то у него появлялась потребность еще раз увидеть батюшку, получить его совет — вроде бы простой, но по-житейски очень мудрый. Ни одна просьба не в храм, подошла под благословение к отцу Исаакию, и он ее спросил: "Как здоровье вашей дочери Людмилы? Вот ваша записка. Я молюсь". "Моя бумажка была вся потерта", — рассказывая дальше, женщина плакала, наклонясь над могилой.

Без преувеличения можно сказать, что жил крестный не для себя, а до конца дней своих для людей. И лучшей наградой для него была ответная любовь его духовно возросших чад. Я не помню, чтобы отец Исаакий брал отпуск, отдыхал. Он считал служение Богу наградой.

И еще один удивительный штрих отмечали его духовные чада: "Наш отче умел так молиться, что его слышал Бог. Как он молился! Казалось, все святые небожители были его друзьями и он только вздохнет о ком-то — и они его слышат..."

Вот что рассказывает А. Я. Юрпольская, врач и духовная дочь архимандрита Исаакия:

"В 1949 году, будучи кормящей матерью, я заболела грудницей: температура 40°, грудь сине-багрового цвета, твердая, как камень, сильные боли в ней — нельзя прикоснуться. А ребеночку всего 43 дня (отец Исаакий и крестил девочку). Обратилась к отцу Исаакию с просьбой помолиться (он в это время в Никольском соборе в Алма-Ате служил). С помощью мужа с трудом возвратилась домой. От сильной боли металась, потом вроде заснула и увидела Святителя Николая и отца Исаакия — сразу же проснулась. Удивительно: боли в груди нет, температура нормальная, а грудь твердая, но — от молока. Вот и полное исцеление! На другой день пошла в храм к отцу Исаакию благодарить за выздоровление, а он говорит: "Я молился у мощей великомученицы Варвары".

И еще один случай. Моей дочери было полтора годика. Отец Исаакий был у нас в доме. Дочь бегала около меня, а я подумала: "Вот будет еще один врач". Через некоторое время отец Исаакий обращается ко мне: "Вы думаете, что Варенька будет врач? Нет, она будет преподавателем". Так оно и исполнилось".

О силе молитв своего духовного отца архимандрита Исаакия вспоминают ныне здравствующие Галина и Валентина:

"Это было в Алма-Ате, были мы на квартире у Саши Беловой, вышивали для храма или для отца. Тогда, в 50-х годах, было все так бедно: собирали какие-то ленточки, грубые бисеринки и вышивали. В этот день Галина была не вполне здорова: недомогание, слабость, повышенная температура. Она часто болела ангиной. В те годы только начинали применять пенициллин, который творил чудеса. Его широко применяли в инъекциях, таблетках, мазях, а при ангине орошали миндалины. Валентина (она работала фельдшером) предложила эту процедуру Галине, быстро растворила флакон пенициллина, набрала в шприц, надела иглу. Попросила Галину пошире открыть рот, надавила на поршень, под давлением направила струю на миндалины... и вдруг с испугом почувствовала — иглы нет на шприце! Валентина заглядывала в рот Галине, искала на полу, все вокруг пересмотрела — иглы нигде не было. Галю просили сидеть спокойно, что удавалось ей с трудом. Было понятно: игла где-то внутри Галины. Мы все, очень взволнованные, побежали к отцу Исаакию, чтобы сообщить о случившемся, а Галю просили не шевелиться и осторожно глотать слюну. Вызвали "скорую помощь", Галю осторожно усадили в машину и повезли на рентген, где обнаружили, что игла в пищеводе. Однако по молитвам нашего духовного отца игла перевернулась и лежала тупым концом по направлению к желудку. До сих пор остается загадкой, как игла не вонзилась в горло, как она перевернулась. Отец Исаакий молился, и мы, грешные, вместе с ним. У нас была добрая знакомая — хирург Нина Алексеевна, которая ежедневно делала Галине контрольный рентген. Игла потихоньку продвигалась к выходу — так же тупым концом через все эти тонкие, поперечные, слепые, двенадцатиперстные кишки и только на третий день вышла. Мы все легко вздохнули, а отец только молча перекрестился. Вот так всегда было при жизни отца: все беды, постигавшие нас, как только о них узнавал отец, проходили незаметно, как будто сами по себе".

А вот что пишет Яков Тимофеевич П. о силе духовного врачевания крестного: "Не все мы знали, что отец Исаакий мог обличать в содеянном грехе... Дело было в Алма-Ате, я работал на заводе, а в нашем цехе работала уборщицей Мария, прихожанка Никольского собора (настоятелем которого был архимандрит Исаакий).

Мы часто с ней беседовали. Как-то она стала жаловаться, будто во время уборки цеха "бес заскакивал ей на спину и танцевал". Она это ощущала и от такого недуга сильно мучилась, страдала душевно и телесно. Врачи ничем не могли помочь, ей становилось все хуже и страшнее. Я предложил обратиться к отцу Исаакию, что она и сделала.

Отец Исаакий призвал ее к покаянию, чтобы избавиться от недуга. Однако полного покаяния не было. Отец Исаакий сам обличил ее грех, указал первопричину тяжелой болезни. По мере раскаяния и ее искренней веры, а главное, по молитвам архимандрита Исаакия искушение у Марии стало проходить и здоровье улучшилось.

Мы, окружавшие его духовные чада, знали силу его духовного врачевания, но сам отец Исаакий никогда об этом не говорил. Часто в беседе с нами указывал на наши грехи, обличая иносказательно, как будто это грехи других людей. Многие видели себя в этих рассказах, понимали и раскаивались в своих грехах.

Многие обращались к нему со своими недугами. Батюшка советовал смазывать больные места елеем (маслом) от лампадки и просить при этом у Господа прощения своих грехов, а сам в это время усердно молился о духовном чаде перед Всевышним и Пречистой Богородицей — вот и получал больной исцеление! Да, отец Исаакий был усердным молитвенником перед Богом, по его молитвам многие получали прощение грехов и избавление от недугов".

Вот что вспоминает Валентина Л. из Алма-Аты, бывшая медсестрой при батюшке: "И вот сейчас, когда смотришь на его портрет, видишь его живым, только молчаливым, и многое, многое вспоминается...

Для нас, духовных чад, он был любящим и снисходительным отцом, всепрощающим и от своего сердца, и властью, данной ему от Бога. Это был необыкновенный человек. Когда читаешь послание апостола Павла, где он пишет о себе, видишь, как оно подходит к отцу Исаакию. Вот хотя бы такое изречение: "Мы ничего не имеем, но всем обладаем". И наш отец не имел ни кола ни двора, как говорится. Имел, правда, кровать и, когда в изнеможении ложился на нее, говорил: "Я бы поставил памятник тому человеку, который придумал кровать..."

И вот, не имея ничего, отец щедро одаривал нуждающихся материально, духовным богатством одаривал всегда и всех — кто сколько может вместить.

А как строго он относился к себе!

Страдая сахарным диабетом, при котором так необходимо пополнение сгоравших калорий, он строго соблюдал посты: на первой седмице Великого поста не ел до позднего вечера, и, когда читал в соборе канон Андрея Критского, горло у него пересыхало, но он выдерживал...

А когда был еще помоложе, в Алма-Ате, но тоже больной, отец Исаакий на первой седмице Великого поста не вкушал пищи до среды, до окончания первой Литургии Преждеосвященных Даров. Да, чудное и трудное его житие...

Хочу еще написать о большой любви к нашему отцу Исаакию Владыки Сергия и пражских духовных чад.

Владыка Сергий (Королев) приезжал из Праги по благословению Святейшего Патриарха Алексия (Симанского). Прибыв в Россию, Владыка Сергий очень хотел повидаться со своим другом и "братиком" архимандритом Исаакием. Встреча была в Москве, куда батюшка приехал из Алма-Аты. Можно представить, какая это была встреча!

Возвращаясь в Прагу, Владыка Сергий повез в гостинец пражанам от отца Исаакия хлеб и там раздробил его и раздал почитателям, чадам и знаемым по кусочку в память о батюшке — живом, здравствующем. Раздавал, как святыню, и это было им в радость. Вот где почитание, вот где любовь!"

Архимандрит Исаакий до конца дней своих сохранил жизнерадостность, остроумие, шутливость, то целомудрие, при котором всем было легко. Речь отца Исаакия отличалась яркой выразительностью. Очень часто он рассказывал забавные эпизоды из жизни незадачливого бедолаги, который попадал в различные смешные истории. И мы смеялись, а отец широко разводил руками и, улыбаясь, повторял: "Вот как, вот как, серенький козлик!"

За обедом всегда шел тихий разговор. Кажется, батюшка забыл твой вопрос и рассказывает о каком-то историческом факте или о чем-то из жизни святых угодников, а ты все сидишь и думаешь о своих житейских проблемах, но, когда уезжаешь, уже в вагоне память восстанавливает эти беседы, разговоры... и вдруг до тебя доходит, что весь смысл этих рассказов — ответы на твои же вопросы. Я тоже смеялась над этим глупым бедолагой, а ведь смеялась сама над собой!

Радоваться крестный тоже умел искренне, улыбался всегда по-доброму. Когда ему сообщали какую-то приятную новость или рассказывали об удачном завершении, исполнении дела, крестился и говорил: "Вот и хорошо, слава Богу!"

Отец Исаакий любил Пушкина, Достоевского, Чехова, Вальтера Скотта, а жития многих святых знал на память, цитировал оттуда целые фразы, выражения — удивительная была у него память. Вообще он любил читать, читал очень много. Любил читать вслух. Его чтение не было артистическим, однако захватывало. Мы часто плакали, когда он читал нам из житий святых.

Очень любил отец Исаакий иконы. Любил дарить их и получать. В то время иконы были очень простые, в большинстве своем бумажные или фотографические. Дарственные иконки крестный обязательно подписывал, и от этого они словно "оживали", приобретая особую ценность.

Когда отмечалась память какого-нибудь святого, батюшка приносил из своих келейных запасов в собор фотоснимок его иконы, а прихожане говорили: "У нашего отца настоятеля вагон икон". Эти образы с любовью украшались цветами, бисером, цветными лентами.

Духовные чада отца Исаакия часто собирались вместе по вечерам, читали духовные книги, жития святых, вышивали иконы, шили для церкви. Особенно большим мастерством вышивания бисером обладала Евгения Б.

Удивительно, но с первой минуты наших встреч с батюшкой чувствовалась благодать, которая исходила от отца Исаакия, — и когда молились, и когда вели разговоры и пили чай.

Крестный всегда проявлял свою любовь ко мне, старался больше рассказать, пояснить и научить, но одновременно утешить и ободрить. В тяжелые для меня дни присылал телеграмму: "Приезжай утешиться. Отец".

В редких случаях у него в гостях я была одна, гости были отовсюду, даже из-за границы, но уезжали в основном вместе, на одном поезде, чтобы легче было Нюрочке (трапезарь отца Исаакия) провожать. [ Анна Ивановна Каратаева, умерла 27 апреля 1997 года, в светлый день Святой Пасхи. Незадолго до кончины приняла постриг с именем Исаакия.]

Перед отъездом отец Исаакий служил для путешественников молебен с водосвятием. Говорил теплое, идущее от самого сердца напутствие. Мы подходили ко кресту, он кропил всех святой водой.

От крестного я всегда уезжала с новым зарядом духовной бодрости и энергии, с внутренней радостью. Он меня ласково называл "лягушкой-путешественницей" (это прозвище оправдывается и по сей день). Расставаясь, мы всегда плакали, с нами плакал и батюшка и как бы в оправдание своих слез говорил: "Я родился в феврале, под знаком Водолея, да еще и мама моя слабая была на слезы, вот я таким и получился".

Вспоминаю последнее свидание... Это было в начале сентября 1980 года. К отцу Исаакию мы с мужем приехали из Москвы на машине. После обеда для нас на дорогу был отслужен молебен и было сказано напутственное слово. Как бы размышляя, неторопливо, тихим голосом крестный говорил о любви, прощении друг друга, терпимости, взаимопонимании и, главное, о надежде на помощь Божию: "Благословляю вас на долгий путь и не забывайте меня и моих домочадцев. Приезжайте!"

Обычно отец Исаакий стоял на крыльце, благословляя и махая рукой. А на этот раз он спустился с крыльца, подошел вплотную к машине (мы уже сидели в ней), еще раз благословил, широко полагая крест, как бы стараясь оградить всю машину. Я была очень довольна, волнение охватило меня, внутри все пело, душа моя радовалась, и я первый раз, расставаясь, не плакала. Когда проехали час, может, два, я все еще была в приподнятом настроении. Мы с мужем, перебивая друг друга, пересказывали, вспоминали, уточняли до подробностей, что говорил наш отец. И вдруг боль, совершенно непонятная, пронзила сердце. Я попросила остановить машину: я поняла, что это было наше последнее свидание, и слезы неудержимо полились из глаз.

Да, мы осиротели... Для пасомых батюшка всегда был любящим отцом.

Отец Исаакий всех любил и, главное, обо всех молился. Он никогда никого не обличал, не карал, а имел смирение и необыкновенное, великое терпение.

Многие его духовные дети вспоминали, как он предостерегал их от возможных ошибок, многим помогал подняться (без единого слова упрека), а тем, кто оступился, помогал встать и идти дальше. Всех отчаявшихся он ободрял, находил слова, которыми снова зажигался огонь в душе человека, и у того появлялась надежда, что Бог рядом и поможет... опять же по молитвам отца Исаакия.

В своих беседах он всегда призывал к смирению, звал бороться с гордостью, суетой, хотел, чтобы молитва всегда пребывала в наших сердцах.

Еще в 1919 году отец Исаакий писал:

Я не пророк. В душе моей
Нет грома обличенья...
Не мог бы, гневен и суров,
Громить я крепости порока.
Мой глас не рокот шумных вод
И не дыханье грозной бури...
И к небу вечному стремясь,
Хотел бы тихими слезами
Омыть я пагубную грязь
Земли, окутанной грехами.

Мне запомнилась встреча с молодой красивой студенткой, которая высказала такую мысль: "Очень сожалею, что если священник не канонизирован, то нельзя говорить о его прозорливости". "Но вот что, — продолжила студентка, — мне рассказала моя родная бабушка про батюшку Исаакия, когда он был жив и уже имел дар предвидения. Так вот, бабушка решила уехать от сына: никак не могла ужиться с невесткой, но стыдилась с кем-либо делиться и говорить об этом. Каждый раз молилась и просила Бога о помощи в решении этого вопроса. Однажды во время воскресной Литургии, как говорила бабушка, она усердно молилась со слезами и все спрашивала у Бога: "Как быть, что же делать? Может, уехать к дочери, но как быть с работой?" Даже сам переезд страшил ее. После обедни она подошла под благословение к архимандриту Исаакию, а он "вдруг" подает ей просфору со словами: "Вот тебе на дорожку, а в память о Ельце открыточка". Бабушка несколько секунд безмолвствовала, но вдруг очнулась и воскликнула: "Батюшка, как же быть с работой? Да и боюсь я!"

Но отец Исаакий еще раз перекрестил ее: "Не волнуйся, будет тебе работа, а по ней и благо!" Вот так бабушка получила благословение своего пастыря и уехала. Да, а открытка лежала в конверте вместе с деньгами на дорогу. Бабушка часто приезжает в Елец и каждый раз — чтобы поблагодарить отца Исаакия. Заказывает благодарственный молебен и приходит на его могилку. Она приезжала и на похороны своего духовника. Вот видите, если отец Исаакий не был прозорливым, то как он мог узнать мысли и молитвы моей бабушки, которая даже вслух не произносила своего желания. Вы можете сказать, что это совпадение, но когда я прихожу на могилку к нашему с бабушкой старцу и прошу его благословения на различные трудные житейские дела, у меня потом всегда так все замечательно получается, что даже появляется какой-то трепет в сердце, и я спешу в собор, где служил отец Исаакий, поблагодарить Бога и поставить свечку о упокоении усопшего архимандрита Исаакия. Моя бабушка не раз повторяла его слова: "Да поблагодарим Господа!" Я настолько уверена в помощи нашего старца Исаакия, что, когда у меня будут дети, буду приводить их на эту могилку и рассказывать о старце. Сожалею, что я живым батюшку не видела".

Помню, приехала я в Елец с высокой температурой, был озноб, кружилась голова, ноги подкашивались от слабости. Еле дошла до дома, где жила Нюра после смерти отца Исаакия. Увидев, что я так больна, она уложила меня в постель и укрыла подрясником отца Исаакия, сказав: "Отец вылечит, полежи". И действительно, вначале мне казалось, что я проваливаюсь в темноту и от падения начинается приступ тошноты, головокружение. От озноба меня подбрасывало — видно, от грехов и инфекции терзалось мое тело. Я целовала подрясник своего духовного отца и тихонько вначале молилась, а потом только в полудремоте шептала: "Крестный, помоги, по-мо-ги". А утром я проснулась с приятным чувством свежести, радости и спокойствия. Жара не было, голова была ясная, на душе — спокойное умиротворенние, как бывает после Причастия Святых Христовых Тайн. Я поняла, что благодать, данная отцу Исаакию от Господа, по его молитвам нисходит на нас, грешных, даже после его смерти. Более того — вещи, которые он носил, впитали его благодатную силу...

Я уже рассказывала о том, какой праздник устраивал батюшка из именин своих духовных чад.

О том, как проходили дни Ангела самого отца Исаакия, я попросила написать монахиню Нину (Нину Михайловну Штауде). Вот одно из воспоминаний:

"7 июня 1964 года, когда была память 3-го Обретения главы святого Иоанна Предтечи, ельчане дружно поздравляли с днем Ангела своего драгоценного батюшку, зная, что он в миру носил имя Иоанн. Подходя ко кресту после литургии, многие преподносили просфорочки с записками, на которых было выведено: "О здравии священноархимандрита Исаакия и духовной его паствы". Здесь хранят благочестивый обычай: желая оказать внимание, преподносят просфору.

Кстати сказать, все семь дней почитания в году святого Иоанна Предтечи и три дня — Исаакия Далматского ельчане помнят и считают батюшку десять раз в году именинником, но основной из них, 30 мая/12 июня, почитают особо.

Местные жители заблаговременно уже волновались, беспокоясь, что же подарить в день Ангела дорогому батюшке. В том году память преподобного Исаакия падала на второй день праздника Вознесения Господня. В Ельце это престольный праздник редкого по красоте и величине собора*, достойным настоятелем которого был наш дорогой отец.

Собор имеет пять приделов: два в зимнем храме и три в летнем. И вот в канун Вознесения в главном алтаре в первый раз в том году после пасхальной ночи совершалась всенощная. На престольный праздник был приглашен правящий епископ Воронежский и Липецкий Владимир (Котляров), который не так давно в городе Верном* * при Владыке Николае и отце Исаакие начинал свое служение псаломщиком в Никольском соборе.

Епископ прибыл из Воронежа со своим протодиаконом и иподиаконами к началу поздней Литургии. Отец наш, настоятель собора, за ранней Литургией помогал служащему батюшке, выполняя требы, и подготавливал все необходимое для встречи Преосвященного. Не обошлось и без волнений, но в общем служба прошла хорошо, торжественно. Был крестный ход вокруг собора, у часовни защитникам Ельца от Тамерлана по обычаю, краткая лития.

После Литургии Владыка сказал слово о празднике и кратко о себе. Упомянул, что начинал свое служение в Алма-Ате при Владыке Николае, бывавшем тоже в Ельце, и под руководством отца Исаакия и до сих пор считает отца Исаакия первым и единственным наставником. Он ожидал видеть своего наставника в высоком звании епископа, но Господь судил иначе, однако так, что ему (и не епископу) могли бы позавидовать многие епископы. Таково было слово Преосвященного. Достоинства отца он знает давно, а то, с какой любовью относятся пасомые к своему настоятелю, он увидел и почувствовал при кратковременном пребывании в Ельце или наслышался о том в Воронеже, где знающие батюшку — благочинного Елецкого округа священноархимандрита Исаакия — относятся к нему с должным уважением. О Владыке прихожане сказали: "Это добрый ученик достойного учителя".

Народу в соборе было очень много, несмотря на не воскресный день.

Для всех был большой праздник. Так хорошо начиналось "преддверие, как здесь принято говорить, именин отца Исаакия. Вечером, уже в канун преподобного Исаакия Далматского, в приделе Вознесения первый раз здесь читали акафист Вознесению Господню, присланный отцу из Псково-Печерского монастыря. В проповеди вечером благодарный именинник отметил, что в этом году Господь проявил к нему особую милость. Встреча с Владыкой, бывшим учеником, — хороший подарок. К концу вечерней службы прибыли два священника из его благочиния почтить именинника. Один из них даже ночевал у отца в моленной комнате.

Утром в самый день памяти преподобного Исаакия служба начиналась в половине восьмого. Любовью паствы от входа в храм и далее была выложена дорожка из травки и цветов. Сослужили в этот день имениннику четверо батюшек — больше, чем на Вознесение. После Литургии были молебен и чествование именинника. Приезжие и местные батюшки говорили приветствия. Сам именинник в ответ поблагодарил всех за любовь, молитвенно призывая на всех милость Божию и покровительство преподобного Исаакия. Вечером в самый день именин в летнем храме читали акафист Казанской иконе Божией Матери в Ее приделе ("здороваясь с Ней после зимней разлуки", как говорил отец), а потом именинник читал житие своего святого.

Так прошел первый день именин, но празднование их еще не закончилось. До сих пор приходят запоздалые поздравления. Всего было более 230 письменных и телеграфных приветствий. Потом длинный список всех поименно, кто вспомнил дорогого именинника, был прочитан дома на молебне.

И накануне, и в самый день именин дарили много живых цветов. В храме каждый старался подойти к батюшке и поздравить его.

Среди подарков — иконы, красивый пояс, посуда, коробки конфет. Дорогому батюшке в один день преподнесли более двухсот просфор, причем не менее ста больших, по заказу испеченных для этого дня. Люди приносили из дома мучные запасы, чтобы матушки-просфорницы испекли для именинника, драгоценного батюшки, просфорочку".

Надеюсь, что мой рассказ приведет к архимандриту Исаакию сердца тех православных, кто не имел возможности лично его знать. Я искренне уверена, что многие сами смогут убедиться в справедливости всего, что сказано здесь о нашем незабвенном пастыре.

Ему дарована была благодать проповедовать слово Божие. Проповеди отца Исаакия обладали огромной духовной силой.

Архимандрит Исаакий похоронен в городе Ельце на городском кладбище. К его могиле стекаются паломники. Приезжают не только из областей нашей страны, но и из ближнего и дальнего зарубежья. В памятные дни бывает особенно много народу — все просят у архимандрита Исаакия благословения, молитв и предстательства перед Божией Матерью, чтобы получить прощение грехов, помощь и исцеление. Подобно преподобному Серафиму, отец Исаакий дерзновенно говорил: "Приходите ко мне на могилу, как к живому, покайтесь, все расскажите — и получите благословение и душевное успокоение". За могилой ухаживают его духовные дочери Валентина и Клавдия.

Просто и ясно он старался донести свою мысль до сердца и ума каждого — будь то ребенок, простой или высокообразованный человек. По сей день его проповеди не устарели. В них много практических советов для христианина — евангельское чтение он всегда применял к нашей современной жизни. Вот это умение передавать свое понимание Евангелия, слова Божия, вдохновение, которое он испытывал, проникали в самую глубину души.

Архимандрит Исаакий оставил нам в наследство не только свои проповеди (Проповеди, записанные монахиней Ниной - в миру Нина Михайловна Штауде, 1888—1980, астроном, математик), поучения, слова, но и молитвы, тропари, каноны, стихи.

Каждый, кто обращался к архимандриту Исаакию, ища у него облегчения для души, утешения в своем большом или малом горе, находил участие и чувствовал силу его молитв.

В заключение мне хочется сказать, что в счастливом детстве много солнечного света. И у меня когда всплывают в памяти картины детства, то обязательно на светлом фоне.

В детстве, когда я узнавала, что еду с родителями в гости к отцу Исаакию или к знакомым, где он обязательно будет, у меня сразу поднималось настроение и я чувствовала, как это же испытывали присутствующие, все без исключения. Вокруг отца Исаакия создавалась какая-то особая атмосфера радости, взаимопонимания, как будто летишь на крыльях. Это была благодать Божия, которая исходила от нашего духовного отца, под сенью любви которого проходила наша жизнь с детства.

Действительно любовью дышало все вокруг архимандрита Исаакия, и мы, дети, "дышали" этой любовью, впитывали в себя веру, надежду, любовь к Богу. Детство было трудное — сколько раз я была на грани страшного, но никогда не была забыта или оставлена Богом, всегда чувствовала силу молитв своего духовного отца.

Очень часто я вижу один и тот же сон: я бегу, тороплюсь, боюсь опоздать или спасаюсь бегством... мне тяжело бежать, но чувствую — мне кто-то помог и мой бег переходит в полет. Я лечу, раскинув руки, как в детстве, когда бежала навстречу дорогому отцу Исаакию.