Священноисповедник Николай (Могилевский; 1877–1955), митрополит Алма-Атинский и Казахстанский – один из великих подвижников нашего времени, человек святой жизни, молитвенник, пастырь пастырей, прошедший в жизни многие испытания. На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года митрополит Николай был причислен к лику новомучеников и исповедников Церкви Русской.

1-я часть.

Наставления святителя Николая (Могилевского).

Митрополит Николай говорил: «Деятельная любовь к ближним угоднее Богу, чем самые трудные аскетические подвиги».

Говорил также: «А если мы ходим в церковь, постимся, но при этом ссоримся, завидуем, осуждаем, даже клевещем друг на друга и на духовных отцов наших, то понесем за это двойное наказание».

Призывал: «Не упускайте же случая, никогда не упускайте сделать добро».

Учил: «Дела милости духовной – утешить скорбящего, подать добрый совет, предотвратить от греха, помочь грешнику вернуться на путь спасения».

Учил также: «Всякую милостыню, под видом человека, принимает Сам Господь наш Иисус Христос, и это мы знаем совершенно точно».

Объяснял: «Подумайте, други мои, как просто и легко получить от Господа милости и прощение: ты оказал милость ближнему – Господь явил тебе Свою богатую милость; ты простил своему ближнему один грех, одну обиду, – тебе Господь простит за сие бόльшие и многие грехи твои».

Владыка пояснял: «Некоторые говорят, что смирение – это признак слабости характера, что человек будто бы должен иметь собственное достоинство. Но высшее проявление собственного достоинства и есть именно смирение».

Еще учил: «Самые богатые, мудрые, образованные люди не имеют той нравственной силы, которую Господь дает смиренным. Бог кому противится? Гордым. А смиренным дает благодать».

Утешал: «Господь всегда поможет в любой беде, если вам нужно избавиться от этой беды, а если нужно терпеть беду, то надо терпеть – на все воля Божья».

Краткое описание жизненного пути святителя Николая Алма-Атинского.

Доброе семя доброго рода.

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский), в миру Феодосий Никифорович, родился 27 марта 1877 года в день светлого праздника Пасхи, в семье скромного псаломщика Никифора и супруги его Марии, в селе Комиссаровка Екатеринославской губернии Верхнеднепровского уезда. Назвали ребенка в честь святого мученика Феодосия. Отец будущего митрополита был большим знатоком церковного пения, свою любовь прививал и своим детям, и составил из своих детей семейный хор.

Отец владыки Николая к концу жизни дослужился до протоиерея и дожил до того дня, когда сын его стал епископом. Дожил, но не видел его в этом сане, так как обстоятельства жизни не позволяли сыну приехать повидаться с отцом. Не смог владыка приехать даже на его похороны.

Владыка Николай всегда с большой любовью вспоминал о матери: «Мама наша была сама любовь. Она никогда не кричала на нас, а если мы провинился, что, конечно, бывало, то она посмотрит так жалобно, что станет ужасно стыдно. И сразу даешь себе слово никогда не обижать ее, не доставляет ей ничего неприятного. Одно ее ласковое слово было больше любой награды».

Часто вспоминал владыка и своего дедушку, который тоже был священником. «Жил он на одном приходе шестьдесят лет, не стремясь уйти на более выгодное место. Отец его, мой прадед бедный дьячок, в свое время говорил ему: “Сын мой, никогда не гонись за деньгами! Если спросят тебя, сколько нужно за требу, ты скажи: “Копеечку”. И никогда ты не будешь знать нужды, народ сам оценит твое бескорыстие и поддержит тебя”. Так он и поступал всю жизнь. В воскресенье, после обедни, выпив чаю, брал он с собой епитрахиль и собирался уходить. “Куда ты?” – спрашивала матушка. “К друзьям своим”, – отвечал он, и шел к больным, к опечаленным или примирять ссорящихся. Он был действительно отцом своей пастве. Вот так мы и росли, воспитываемые строгостью, трудом, любовью, рассказами о житии святых и добрым примером наших близких».

В десять лет Феодосий поступает в Екатеринославское духовное училище, а через шесть лет – в Екатеринославскую духовную семинарию. Там за усидчивость, прилежание и незаурядные способности всегда был в числе первых учеников.

Юношество. Начало служения Церкви и людям.

Закончив семинарию, юноша встал перед выбором: жениться или избрать монашеский путь. До принятия окончательного решения он некоторое время служит псаломщиком, а затем чтобы найти применение полученным знаниям, поступает работать учителем в церковную школу.

Владыка вспоминал еще: «Времени после учения у меня было достаточно, и я стал собирать сельскую молодежь и учить ее петь народные, а затем церковные песни. Заинтересовались. На спевки стали приходить хлопцы, а за ними потянулись и девушки. Зимой собирались в школе, а летом у кого-нибудь в саду. Потом стали петь в храме. Всем это очень понравилось. В селе уменьшились драки, молодые парни стали меньше тянуться к выпивке. Все шло хорошо. И сам я полюбил село, в котором работал, полюбил детей, юношей и девушек, и всех селян».

Первые шаги к монашеству.

Будущий владыка все же мечтал поступить в монастырь. «Только там, казалось мне, возможно всецело служить Господу, – вспоминал он, – и я решил себя к этому готовить. Первым долгом купил толстенную книгу с описанием всех российских монастырей, чтобы выбрать, в какой монастырь поступить. Несколько дней я провел за чтением этой чудной книги, изучая описание каждого монастыря. Но чем больше я читал, тем труднее становился выбор. Один монастырь казался лучше другого. Но вот, чтение закончено, а выбор так и не сделан мною. Уже поздним вечером положил я книгу на стол, встал перед иконами, и горячо помолился Господу: да направит Он меня Сам, куда Ему угодно. С тем и лег спать, ни о чем больше не думая. Утром проснувшись я поблагодарил Господа за ночной отдых, за радость пробуждения и стал одеваться. Ненароком я задел лежавшую на столе книгу о монастырях. Она упала разогнавшись на какой-то странице. Я поднял и увидел, что разогнулась она на том месте, где начиналось описание Ниловой пустыни Тверской епархии. “Вот и указание Божие, - подумал я, нисколько не сомневаясь, - так тому и быть, иду в Нилову пустынь”. … И по истечении двух лет служения учителем в церковной школе, в 1902 году, я отправился в этот монастырь».

В 1903 году Феодосий был зачислен в Нилову пустынь в число послушников и, как новоначальный проходил различные послушания – носил воду, рубил дрова, пек хлебы. Все это он выполнял очень охотно.

Когда Феодосий был назначен кассиром на один из двух монастырских пароходов, душа его исполнилась несказанной радости. Живописное Селигерское озеро, тишина и умиротворенность этих мест наполняли его душу благодарностью к Создателю, за сотворенную Им красоту природы.

Принятие монашества и священного сана.

Затем Феодосий, как окончивший семинарию и имевший опыт преподавания, был назначен наставником в подготовительную школу для иноков, которые готовились принять священный сан. 6 декабря 1904 года исполнилась мечта Феодосия. В канун праздника святителя Николая над ним был совершен монашеский постриг. И так как среди братии монастыря не было монаха с именем Николай, то, нарушая общепринятый обычай называть новопостригаемого на ту же букву, с которой начиналось его имя, Феодосий был наречен Николаем.

27 мая 1905 года, в день памяти покровителя пустыни преподобного Нила Столобенского, в монастырском храме монах Николай был рукоположен в сан иеродиакона, а 9 октября того же года была совершена его хиротония в иеромонаха. В сане иеромонаха отец Николай нес послушание благочинного Ниловой пустыни. Из монастыря он никуда не стремился, но, начиная от рядового послушника и заканчивая архимандритом, все пришли к заключению, что отцу Николаю следует завершить свое образование и поступить в духовную академию, и почти насильно выпроводили его сдавать экзамены.

В 1907 году он поступил в московскую духовную академию. Проучившись четыре года под покровом преподобного Сергия Радонежского, в 1911 году отец Николай успешно закончил академию и за сочинение на тему «Учение аскетов о страстях» получил степень кандидата богословия.

Служение в монашестве и в сфере духовного образования.

Окончив академию, отец Николай несколько лет подряд трудился инспектором академии, Полтавской духовной семинарии, Черниговской духовной семинарии. Впоследствии очень многие иерархи, проходившие в то время свое обучение в стенах академии и семинарий, с теплотой вспоминали очень доброго и мудрого инспектора отца Николая.

В  1915 году отец Николай был возведен в сан игумена, а в 1916 году назначен настоятелем Князе-Владимирского монастыря в Иркутске с возведением в сан архимандрита, а также заведующим Иркутской учительской миссионерской школы. В 1917 году он был назначен ректором Черниговской семинарии и настоятелем Елецкого Успенского монастыря в Чернигове.

Где бы отец Николай не трудился, везде проявлял себя только с лучшей стороны. Господь давал ему возможность попробовать себя на разных поприщах, чтобы приобрести бесценный духовный опыт окормления паствы, духовных чад и самих будущих священнослужителей. Господь явным образом готовил отца Николая к служению архипастыря – пастыря пастырей.

Приближался октябрь 1917 года, а за ним – эпоха революционного террора. Вспоминая это время, владыка любил рассказывать о том, как его от нечаянной смерти тогда сохранила особо почитаемая им святая угодница Божия великомученица Варвара. На Киев стремительно наступали «красные», шла стрельба, рвались снаряды. Отец Николай с горсточкой богомольцев в Златоверхо-Михайловском монастыре служил молебен у раки святых мощей великомученицы Варвары. Во время молебна в храм попал шестидюймовый снаряд, разрушивший главный купол храма. «Но все мы, и я, –  вспоминал владыка, – были спасены молитвами великомученицы!»

Возведение в сан архиерея.

На Всеукраинском Церковном Соборе в ноябре 1918 года сонм православных архиереев постановил быть архимандриту Николаю (Могилевскому) епископом Стародубским, викарием Черниговской епархии.

Был назначен день хиротонии – 4 декабря, день празднования памяти великомученицы Варвары. Но неожиданно отец Николай заболел сыпным тифом. Около двух месяцев он пролежал в больнице при Киево-Печерской лавре. Хиротония была отложена. Спустя почти одиннадцать месяцев – 20 октября 1919 года в Чернигове архимандрит Николай был хиротонисан в епископа Стародубского, викария Черниговской епархии.

Впоследствии владыка Николай говорил: «Благодарил я Господа за то, что хиротония состоялась после того, как многие из собравшихся на Собор в 1918 году архиереев к осени 1919 года уже эмигрировали за границу, и меня рукополагали не двадцать, а два архиерея, оставшиеся, несмотря на смертельную опасность, на своих кафедрах. Слава Тебе, Господи, что я не оказался в расколе, не убежал вместе с другими за границу, а остался на своей Родине».

Борьба с обновленцами, аресты, ссылки, скитания.

В 1923 году владыка Николай возглавил Тульскую и Одоевскую епархии. На своем посту владыка занял непримиримую позицию по отношению к обновленцам, обличая их с церковной кафедры и объясняя своей пастве гибельность этого пути. В результате в 1924 году последовал арест. Органы ГПУ арестовали и посадили владыку в Бутырскую тюрьму. Просидев там две недели, владыка был выпущен. В Тульской епархии положение было очень тяжелое – обновленцы захватили большинство приходов. Но со своей маленькой паствой епископ Николай упорно боролся против врагов Православия. Исходом этой борьбы стал арест владыки в мае 1925 года. В заключении владыка Николай провел более двух лет. После чего в 1927 году был назначен на Орловскую кафедру.

В Орле епископ Николай служил до следующего своего ареста в июле 1932 года. Владыку обвиняли в том, что он при содействии пяти человек из орловского духовенства, «явился руководителем и организатором контрреволюционной церковно-монастырской организации “Ревнители Церкви”, направлял контрреволюционную деятельность на борьбу против советской власти и колхозного строительства. Для пополнения рядов организовал два подпольных монастыря, проводил постриги в монашество».

Владыка вспоминал о том времени: «27 июля 1932 года я был арестован и отправлен в Воронеж, где велось следствие... Надо сказать, что я попал к очень хорошему следователю. Он не оскорблял меня, не подвергал побоям, как было с некоторыми моими соузниками. Я теперь молюсь о нем и никогда не забуду его доброту, внимание ко мне и необыкновенную порядочность».

Епископ Николай был осужден на пять лет лишения свободы. Из Воронежа его отправили в Мордовию, оттуда в Чувашию, и наконец, он попал в Саров. Трудно было владыке в годы лишений, но Господь не оставил его.

Во весь пятилетний период пребывания в лагерях владыке Николаю помогала его духовная дочь Вера Афанасьевна Фомушкина. В Сарове владыка пробыл довольно долго и о том времени он вспоминал: «После закрытия и разорения монастыря в его помещениях был образован исправительно-трудовой лагерь, в который я и попал. Когда я переступил порог этой святой обители, сердце мое исполнилось такой невыразимой радости, что трудно было ее сдержать. Вот и привел меня Господь в Саровскую пустынь, – думал я, – к преподобному Серафиму, к которому в течение моей жизни неоднократно обращался я с горячей молитвой. Я перецеловал в монастыре все решеточки и все окошечки. В те времена была еще цела келья преподобного Серафима». Для служения Литургии в лагере Вере Афанасьевне каким-то образом удавалось передавать владыке кагор, просфоры, и даже антиминс.

На свободе, но без кафедры.

В 1937 году епископ Николай был освобожден из лагеря. Но не получив назначения на кафедру, он проживал сначала в городе Егорьевске, а затем в – Киржаче. В этот период по вызову местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского), он часто приезжал в Москву для исповеди митрополита Сергия и помощи в делах Патриархии. Впоследствии он с большой теплотой вспоминал об этом периоде: «Часто и подолгу проживал я у митрополита Сергия, пользуясь его отеческой лаской и помогая ему».

Начало Великой Отечественной Войны.

В 1941 году владыка Николай возведен в сан архиепископа. Весть о начале Великой Отечественной войны застала владыку перед служением Божественной литургии. «Я служил проскомидию, – вспоминал владыка, – когда один из моих друзей в тиши алтаря сообщил мне эту ужасную весть. Что я мог сказать пастве, в слезах ожидавшей не моего, а Христова утешения? Я только повторил то, что сказал некогда святой Александр Невский: «Не в силе Бог, а в правде!»

 

2-я часть.

Ссылка в Казахстан.

Новое испытание архиепископа Николая – арест 27 июня 1941 года и шесть месяцев заключения в Саратовской тюрьме по обвинению в антисоветской деятельности. Затем владыка был сослан в Казахстан в город Актюбинск, а оттуда через три месяца в город Челкар Актюбинской области. Челкар в то время – небольшое поселение из маленьких глинобитных домишек на железнодорожной станции в глухой полупустыни. Летом эта пустыня словно вымирала от палящего солнечного зноя, а зимой ледяная пурга и трескучий мороз были хозяевами в этой бескрайней и унылой местности.

Это был очень тяжелый период жизни владыки Николая. Он приехал на станцию Челкар в арестантском вагоне. Охранники вытолкали его на перрон в нижнем белье и рваном ватнике. Два раза в месяц он должен был являться в местное отделение НКВД на отметку. Его никто не знал в этом месте. Сначала Владыка жил в сарайчике у одной старушки, где находились корова и поросенок. Ему шел уже 65-й год, на работу его никто не брал. Он собирал милостыню, чтобы не умереть с голоду. При этом владыка не роптал на Бога, но полностью предался Его благой воле. От недоедания и холода тело его покрылось нарывами. Силы его покидали не по дням, а по часам. И когда иссякли последние силы, владыка потерял сознание. Он очнулся в больнице, в чистой комнате, в чистой постели. Было светло и тепло, над владыкой склонились люди. Радость охватила его от мысль, что он может какое-то время полежать в прекрасной обстановке. Истерзанное сердце его и изможденное тело очень нуждались в отдыхе. Поправлялся владыка медленно, но как только смог встать, сразу старался принести пользу окружающим. В больницы полюбили этого доброго старичка. Все называли его ласково: «Дедушка». И только один молодой врач знал, что после выписки этот «дедушка» опять пойдет просить милостыню и жить рядом с коровой и поросенком. Врачу было жаль «дедушку», но он не мог держать его долго в больнице. Шла война, и каждая койка была на учете.

Когда настал день выписывать доброго «дедушку», вся больница пришла проститься с ним. В это время вошла нянечка и сообщила: «Дедушка, за вами приехали!» - «Кто приехал?» - спросили все разом. Это был тот самый татарин, который приносил передачки – пару лепешек, несколько яиц и несколько кусочков сахара. Владыка знал, что именно этот татарин подобрал его полуживого, без памяти лежащего на дороге и отвез в больницу. Татарин посадил старца на сани, сел сам, и они поехали. Владыка не мог говорить от переполнявших его чувств. «Слава тебе, Господи!» - только и мог он мысленно повторять. Татарин привез его к себе домой, накормил. Когда душа владыки немного успокоилась, он спросил: «Почему вы так милостиво отнеслись ко мне?» Тот ответил: «Когда ехал по своим делам, Бог сказал мне: “Возьми этого старика, его нужно спасти”».

Для владыки началась спокойная жизнь. Вскоре в Челкар смогла приехать Вера Афанасьевна. Когда она приехала, все узнали кто такой этот «дедушка». И снова нашлись добрые верующие сердца, которые откликнулись на призыв помочь архиерею.

В годы войны, советская власть нуждалась в поддержке Церкви и гонения на верующих смягчились. 8 сентября 1943 года состоялся архиерейский Собор, на котором Предстоятелем Русской Православной Церкви был избран митрополит Сергий (Страгородский).

После этих событий духовная жизнь далекого Челкара изменилась. Жители городка стали хлопотать о построении молитвенного дома. После стольких лет гонений владыка снова приступил к пастырскому служению, стал проповедовать, наставлять, утешать, вселять надежду в души людей. Он собственноручно сшил холщовое облачение и служил как простой священник, иерейским чином совершал литургию, всенощное бдение, крестил, венчал, отпевал усопших и убиенных на фронтах воинов.

В октябре 1943 года патриарх Сергий направил в Совет по делам Русской Православной Церкви заявление с просьбой об амнистии священнослужителей. К заявлению был приложен список двадцати шести священнослужителей, в числе которых был и архиепископ Николай (Могилевский). Все поименованные в этом списке, кроме одного архиепископа Николая, в действительности были уже расстреляны или погибли в лагерях от каторжных условий, от голода и тяжких работ. Но освобождения владыки Николая из ссылки не последовало.

Ровно через год владыка сам направил Народному комиссару внутренних дел СССР заявление, в котором просил снять с него звание вольного ссыльного, разрешить уехать в Россию и там занять епископскую кафедру. Тем самым послужить Родине в годину тяжелых для нее испытаний. Постановлением Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР от 19 мая 1945 года владыка Николай был освобожден досрочно.

Служение на Алма-Атинской кафедре.

В этот период в Церкви решался вопрос о нормализации церковной жизни на территории Казахстана. Алма-Атинская кафедра вдовствовала с 1937 года, после того как был расстрелян преосвященный архиепископ Алма-Атинский Тихон (Шарапов) вместе с приближенным к нему духовенством. С 1937 года в Алма-Ате не было ни одного действующего православного храма, а во всем Казахстане их насчитывались единицы.

Указом патриарха владыка Николай был назначен в Алма-Ату с титулом архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский и прибыл в столицу Казахстана 26 октября 1945 года в день празднования Иверской иконы Божией Матери.

 Владыка стал ходатайствовать об открытии, расположенной в центре города, Никольской церкви, и вскоре Никольский храм был передан общине верующих. В то время храм представлял неприглядное зрелище, он стоял без крестов, с сорванными куполами и снесенной колокольней. Ни иконостаса, ни икон, ободранные до древесины стены. Кирпичная кладка изрешечена пулевыми выстрелами.

Владыка очень обрадовался, когда узнал, что северный придел храма был освящен в честь особо чтимой им святой великомученицы Варвары. Община сразу приступила к ремонту. На Благовещение 1946 года, когда еще внутри и снаружи храма стояли леса, в нем прошло первое богослужение. Никольская церковь стала кафедральным собором новообразованной Казахстанской епархии.

В то время владыке шел уже семидесятый год. Детская простота, беззлобие, молитвенность, верность монашеским обетам и сам вид старца располагали к нему сердца людей. Владыка Николай был внимателен ко всякому человеку; он принимал всех независимо от возраста, пола и национальности. И к нему шли все, потому что знали, что владыка всегда даст хороший и дельный совет, при нужде поможет материально и своим добрым словом, любовью, утешит обремененных и страждущих. Когда же ему говорили, что он слишком переутомляются, он возражал, что только молитва, проповедь и служения пастве дают ему силы жить.

Мария Алексеевна Петренко из Алма-Аты рассказывала, как в послевоенные трудное время, после гибели мужа на фронте, одна растила детей. Бедную женщину, к тому же серьезно болевшую, мучили помыслы уныния и даже мысли о самоубийстве. В таком состоянии она неожиданно для себя оказалось у владыки. Он утешил ее, помог материально, окрестил ее детей. Мария Алексеевна вспоминала: «Ходили мы к владыке частенько. Шофер владыки привозил нам домой в большой корзине хлеб, сахар, конфеты. Когда бывали большие праздники, мы знали, что владыка нас не забудет, что и у нас будет праздник. И он никогда о нас не забывал. К владыке приходило много народа, и он принимал от людей все, что ему приносили, но тут же раздавал другим, иногда даже не взглянув, что отдает». 

Александра Андреевна Зубцова рассказывала: «Владыка Николай - это исключительный человек. У него было такое прекрасное лицо, которое можно назвать только ликом. Он всегда улыбался, никогда никому ни в чем не отказывал. И всегда молился за всех, кто просил его об этом. Много молился ночами. Он имел любовь ко всем: к людям, к животным и даже к насекомым. Во дворе его дома стояла конура, в которой жила собака по кличке Каквас. Утром, когда владыка выходил из дома, пес приветствовал его радостным лаем. Они здоровались, владыка давал ему пищу, а Каквас ласково махал хвостом, выражая тем самым свою любовь к владыке. Владыка кормил муравьев: иногда тихонько, чтобы не видела мать Вера, брал со стола сахарницу, прятал ее в рукав, шел на улицу и возле дома сыпал сахар, чтобы им питались муравьи».

Иеромонах Иоанн (Хорунжий) вспоминал: «Вот, владыка слово закончил, всех благословил, выходит из храма, а в Никольском соборе восемнадцать ступеней, и на всех ступенях с обеих сторон нищие стоят. Владыка идет и оделяет их – кому рубль даст, кому три рубля. А к кому подойдет, положит руку на голову и скажет: “Иди, работай. Тебе Бог работу пошлет, работай”. Потом этот человек приходит: “Владыкам не работу дали!”»

Архимандрит Исаакий (Виноградов) вспоминал о владыке Николае: «Владыка никогда не заботился о каком-либо величии, присущем его сану, его служению; он умел прекрасно развести кадило, приготовить себе облачение, а при скудости такого вещества, как ладан, сам великолепно готовил его. Сослужители владыки иногда как бы ставили ему в укор то, что он мало заботится о своем быте, о пище и одежде. “Но именно это и дает мне то долголетие, которое является на земле наградой Божией за прожитую жизнь”, – отвечал владыка и всегда следовал этим своим правилам – поменьше привлекать к себе заботы окружающих и побольше своей заботы отдавать окружающим».

У владыки была необыкновенная ревность к богослужениям, которые он совершал с максимальным для приходского храма приближением к монастырскому уставу. Служил всегда благоговейно, никогда не спешил. А когда, бывало, владыка служит, а хор заторопит службу, он сейчас же выглянет из алтаря и спросит: «Кто тут на поезд спешит?» Всем станет стыдно, и хор сразу замедляет темп.

Большое значение владыка придавал исповеди. Он объяснял: «Нечистая исповедь – вот корень всех наших бед. А почему? Потому что Господь хочет, чтобы все спаслись, вот и спасает нас через всевозможные напасти. Только в напасти мы вспоминаем о Боге, а в благополучии нашем нам не до Него».

Владыка Николай наставлял: «На исповеди для христиан не должно существовать никаких обстоятельств, которые оправдывали бы совершенный грех. Грех есть грех. Ты совершил его добровольно, и, осознав свое падение, освобождайся от греха чистосердечным раскаянием».

 Наставлял также: «Никогда не впадай в уныние, если снова упадешь, не устояв в добродетели. Имей мужество сразу подняться и снова бороться с грехом покаянием. Сколько раз упадешь, столько раз и поднимайся».

Духовные чада очень почитали владыку и считали его прозорливым. Владыке было все известно о своих духовных чадах. «Владыка на три метра сквозь землю видит», - говорили знавшие его.

После каждой литургии владыка, стоя на амвоне, благословлял каждого, несмотря на то, что в воскресные и праздничные дни в храме присутствовало до тысячи человек и более. Но иногда владыка совсем ослабевал, и ему ставили кресло. И уже сидя в кресле, он благословлял всех до последнего человека. Это было так умилительно, что все, как дети, подходили к нему со слезами на глазах и, получив благословение, отходили наполненные чувством любви и радости.

С большим усердием, слезной молитвой молился владыка и у себя дома. В своей тихой келии творил владыка молитву в те часы, когда паства его предавалась отдыху после трудов минувшего дня. Бывало, иной раз приходилось верующим поздней ночью проходить по улице мимо его домика и они, видя свет в его келье, говорили: «За всех за нас молится владыка».

Православные люди верили, что по молитвам владыки Алма-Ата, некогда разрушенная до основания землетрясениями и селями, была защищена Божьей помощью от этих страшных стихий. И в то время, когда на Алма-Атинской кафедре находился владыка Николай, в народе существовало убеждение, что пока владыка жив и молится за свой город, ни землетрясение, ни иное бедствие, заслуженное за грехи людские, не поразит его ради святых молитв своего архипастыря. Так оно и было.

Бесконечно обширна по своим размерам Казахстанская епархия. Но владыка, несмотря на преклонные годы и усиливавшуюся с годами слабость и нездоровье, неутомимо, с истинно апостольской ревностью посещал все самые дальние ее уголки, проводя богослужения и утешая верующих своим назидательным словом, всюду вдохновляя людей своей горячей молитвой. Часто при посещении далеких приходов из-за большого стечения народа владыка служил под открытым небом, а народ готов был часами слушать его и неохотно расходиться по домам, стараясь каким-либо вопросом продлить свое общение с владыкой.

Приближение окончания земного пути.

Шло время, силы постепенно покидали владыку. С просьбой благословить его на покой, за штат, владыка обращался к Святейшему Патриарху Алексию, но Святейший не удовлетворил его желания, ответив, что, архиерей – это офицер на посту, которого сменяет только смерть. А в феврале 1955 года по случаю тридцатипятилетия пребывания архиепископа Николая во епископстве он был возведен в сан митрополита.

В августе 1955 года в Алма-Ате стояли знойные дни южного лета, духота которого с трудом переносилась и здоровыми людьми. Владыка был утомлен торжественными службами, прошедшими в Никольском соборе на престольный праздник святого великомученика Пантелеимона. Но на следующий день в среду, 10 августа, пожелал поехать в храм утром – на акафист Успения Божией Матери, а вечером – святителю Николаю. Он, как всегда, сам читал акафисты и помазывал всех богомольцев елеем. Это были его последние посещения храма.

14 августа в четыре часа утра случился первый тяжелый сердечный приступ, длившийся три часа. Желая продлить дни жизни владыки, врачи советовали ему переменить климат, надеясь, что это поддержит его здоровье, но владыка, чувствуя неизбежность смерти, отказался от переезда, сказав: «Здесь меня все так любят, и я хочу умереть на руках своих духовных чад».

Молитвенное настроение не покидало владыку во все дни его болезни. Часто, лежа с закрытыми глазами, как бы безучастный ко всему, что кругом происходило, он поднимал руку и крестился. Иногда засыпал, но при пробуждении начинал молиться. Бывало, спрашивал: «Который час?» - и благословлял издали свою паству, выходившую по его расчету в это время из храма, или стоявшую в храме во время богослужения. По ночам особенно любил благословлять своих духовных чад на все четыре стороны.

За все время болезни владыка не жаловался, не раздражался, любил пошутить, и врачи утверждали, что более короткого и терпеливо пациента они не встречали. В воскресенье, 23 октября, после последнего причащения Святых Христовых Тайн, когда монахини в столовой запели было «Совет превечный...», владыка из спальни, напрягая голос, закричал им: «Матушки, матушки, на этом поставим точку. Теперь начнем чин погребения епископа». Пение прекратили, но слез удержать не могли.

Святая кончина.

Особенно напряженно и громко молился владыка в ночь с 23 на 24 октября. Можно было расслышать слова: «Господи, не осуди мя по делом моим, но сотвори со мною по милости твоей!» Много раз повторял с глубоким чувством: «Господи! Милости прошу, а не суда!»

В пятом часу дня 25 октября окружающие заметили приближение конца. Стали читать отходную, дали в руки владыке зажженную свечу, и с последними словами канона на исход души, святитель тихо и спокойно испустил свой последний вздох. Это было шестнадцать часов сорок пять минут, когда в Никольском соборе зазвонили к вечерне в канун празднования Иверской иконы Божией Матери, Которой Владыка так любил сам возглашать: «Радуйся, Благая Вратарнице, двери райские верным отверзающая!» Достоин упоминания тот факт, что ровно за десять лет до этого владыка прибыл в Алма-Ату и вступил в управление Казахстанской епархией.

Прощание паствы со своим архипастырем.

28 октября 1955 года епископ Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген (Голубев) с сонмом духовенства отпел владыку Николая в Никольском кафедральном соборе Алма-Аты.

Владыка желал быть погребенным под алтарем Никольского собора в нижнем храме Успения Пресвятой Богородицы. Об этом просил он архимандрита Исаакия (Виноградова) и своих близких духовных чад, и даже указывал место для погребения. Но светские власти не дали на то разрешения. После отпевания гроб с телом владыки при пении ирмосов «Помощник и покровитель» был обнесен вокруг собора, после чего процессия направилась к месту погребения – городскому кладбищу. Шествие было чрезвычайно торжественным. Гроб до кладбища все семь километров несли на руках.

Весь город всколыхнулся, пришел в движение. Крыши, заборы и деревья по пути следования похоронной процессии были запружены народом – и верующими, и неверующими. По подсчетам сотрудников милиции, за гробом следовало сорок тысяч человек.

Живая память народа о своем духовном отце.

Могила митрополита Николая стала святым местом для православных верующих. Когда-то место его захоронения находилось на городском кладбище. Приходя туда даже в будний день, непременно можно было застать там молящихся. И в какое бы время года люди не оказались на его могиле, всегда можно было увидеть свежие букеты цветов, оставленные любящими почитателями владыки.

И теперь уже не важно, знал человек митрополита Николая или не знал, все православные алмаатинцы считают себя его духовными детьми, а самого владыку – своим отцом, ходатаем и покровителем. И если у кого-то случается несчастье или возникают затруднительные обстоятельства, самый первый совет, который дадут страждущему человеку алмаатинцы, это: «Поезжайте к митрополиту».

 На Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 года митрополит Николай (Могилевский) был причислен к лику новомучеников и исповедников Церкви Русской как исповедник.

Мощи святителя Николая были обретены 8 сентября 2000 года. Ныне они находятся в Никольском соборе города Алма-Аты.

В Актюбинске в 2008 году был построен и освящен храм в честь священноисповедника Николая, митрополита Алма-Атинского и Казахстанского.

 

Священноисповедниче отче Николае, моли Бога о нас!